Тьма.

Прекрасная Дама. Автор. Доктор Розенберг. Хор. Старуха. Сын. Другой. Пётр. Иван.

Прекрасная Дама.

Зачем тебе понадобился этот театр?

Автор.

Я захотел сделать свой театр. Для будущего. Театр прошлого был полон грязи и интриг, мишуры, скуки и блеска. Собрание людей, умеющих жрать, пить и дебоширить.

Прекрасная Дама.

Зачем ты захотел сделать свой театр?

Автор.

Для тебя. Ты будешь здесь большой актрисой.

Прекрасная Дама.

Полное враньё. Ты никогда не видел меня актрисой. Кармен – другое дело. Так скажешь правду или как обычно?

Автор.

Я скучал по театру Суворина. Который здесь был, ты помнишь. Особенно сигарная комната. Лучшие сигары и виски. Сейчас таких уже не будет. Но когда пощекочешь языком дёсны – этот вкус «Гленморанджи» возвращается. Вместе с приходом. Я не видел у Суворина ни одного спектакля. А зачем? Как делать спектакли, если у тебя в мозгу заветрилось что-то чужое.

Хотя Суворин говорил, что театр – он сам как табак, алкоголь. От него так же трудно отвыкнуть. Я буду привыкать. Стараться привыкать.

Прекрасная Дама.

Там будет много водки? Молдавского коньяку? Как на банкете в честь твоего воскрешения.

Автор.

Много не будет. Нет денег, а со спонсорами туго. Питерские люди стали очень жадны, даром что революция. Ведь у них и так завтра всё отнимут. Или отнимут сегодня к ужину. Чего же не дать на Большой драматический театр? Там будет «Гамлет», любимая.

Прекрасная Дама.

Ты опять хочешь, чтобы я тебе поверила?

Автор.

Послушай, Люба. Ты довела маму до болезни. Ты отогнала от меня людей. Ты создала всю эту сложность и утомительность отношений, какая теперь есть. Ты выталкиваешь от себя и от меня всех лучших – и мою мать. Ты испортила мне столько лет жизни, измучила меня и довела до того, что я теперь. Хотя ты не дурной человек. Не такой страшный, мрачный, низкий, как весь твой поповский род. Ты – страшное, посланное для того, чтобы мучить и уничтожать земные ценности. Но теперь я уже не могу, не могу с тобой расстаться. Я люблю тебя.

Поцелуй.

Пауза.

Прекрасная Дама.

Ты помнишь, что в той жизни у тебя было 317 женщин? Так сказал Доктор.

Автор.

Нет, нет, чепуха. 317 – это проституток. Не женщин, проституток.

Прекрасная Дама.

А в общей сложности?

Автор.

Сложность не бывает общей. Только частной. Или всеобщей, в конце концов. Ещё одна бывает цветущая. Но кто это придумал, я нынче забыл. Нет. Нет. У меня была только ты. Ты, Люба. И ещё все остальные.

Прекрасная Дама.

Ты ходил к психоаналитику после смерти?

Доктор Розенберг.

Были, разумеется. Изволили. Мы всё обсудили. И я расскажу вам, зачем ему понадобился театр.

Прекрасная Дама.

Да, да, Доктор, мне этого и надо. Не из-за меня же, правда?

Доктор Розенберг.

Как сказать, как сказать. Косвенно – из-за Вас.

Прекрасная Дама.

Ну.

Доктор Розенберг.

Первый невроз Блока: его пьесы никогда не ставились в театрах. Помните «Розу и крест»? Станиславский сначала взялся и бросил. Сбагрил Немировичу, а тот тоже пару месяцев помурыжил и отказался.

Прекрасная Дама.

Как же, как же. Я страшно злорадствовала, прости Господи. Саша же делал это для Кармен. Меня словно не существовало на свете.

Доктор Розенберг.

А Станиславский всё унижал моего пациента. То переносил постановку от взрослых актёров в студию. К молодёжи. Которая играть способна ли, – неизвестно. Главный поэт страны – а тут какая-то молодёжь неотёсанная. То морочил голову про смерть Сулержицкого. Дескать, так скорблю, что репетировать не могу. Всё что угодно может репетировать, а Блока – нет.

Прекрасная Дама.

А «Балаганчик»? Мейерхольд тогда с ним провалился. И дальше сторонился Блока. «Истекаю клюквенным соком», припоминаете?