Шрифт:
Красота, которая "вовек не смеется и не плачет" (Брюсов).
Ницше о радости.
Август
История двух скорпиончиков:
1. Драка соперников.
2. Любовь.
3. Смерть самца (таков закон, после любви).
4. Она рожает двенадцать детенышей.
5. И, как высохший лист, уносится ветром, рассыпаясь пылью.
6. Драка соперников... и т.д.
Сентябрь
Человек, с которым я продолжаю жить (кончаю жить):
не веселый,
не добрый,
не милый.
У него ничего не спорится в руках. Он всё забыл, что знал. Он никого не любит, и его постепенно перестают любить.
1948
Апрель
Все прошлое со мной, существует одновременно с настоящим. Как одновременно существует амеба и человек.
Апрель
Генри Джеймс и его современники сокрушались иногда о положении рабочего класса, о положении крестьян и даже сетовали на дурное устройство жизни. Но им в голову не приходило, что четырнадцатичасовой рабочий день может стать семичасовым и что образование может стать всеобщим, бесплатным и обязательным. П.И.Чайковский, увидев демонстрацию рабочих в Нью-Йорке, не понял: что это такое? чего требуют эти люди и у кого?
Июль
Лонгшен продан. Его купила актриса Комеди Франсез, Мони Дальмес. (Видела ее, когда она играла драму Монтерлана.)
Она хочет "заделать вот эту дверь" и "прорубить туда окно". Рубите, что хотите, и заделывайте себе на здоровье все, что хотите.
Июль
Снова в Швеции. (В третий раз.) Господин Лондсгром и его правая нога. После автомобиль-ной катастрофы ему отрезали ногу. Он похоронил ее в фамильном склепе и раз в год ходит к ней на могилу с цветами.
Июль. Стокгольм
Швеция входит в душу каким-то соблазном. Вчера Э.К. спросил меня:
– Хотите здесь остаться?
– Разве это возможно?
– Трудно, но возможно.
И я вдруг почувствовала, что надо на что-то решиться. Но, может быть, все-таки не на Швецию.
Надо с чем-то слиться, но с Швецией я слиться не могу. Надо ли? Да, надо. Не поздно ли? Нет, не поздно.
А на Скансен был праздник. Солнце село, но темней не стало. Огни зажглись. Вода чистая, небо чистое. Пароходик шел куда-то. Ссыпки иллюминированы. Какой-то воин простирает бронзовую руку. Бакалавры в белом. Оркестры. Пляшут люди в костюмах.
Белые медведи и тюлени.
Далекий вид.
Еда. Подают девицы в веселых платьях. Свежо.
Внизу: Тиволи, Альгамбра, все полно. Карусели, тиры.
А ночи все нет.
Облетает черемуха.
Цветет сирень, которая здесь тоже называется сирень.
Июль
"На панихиде по Николаю II обращал на себя внимание роскошный венок с лентами "От новой эмиграции".
Август
Мужен. На полдороге между Канном и Грассом. Вид кругом - неописуемый. Далеко видно море. Живем в доме, перед которым стоит старая смоква, утром я подбираю на земле два десятка фиг, упавших с дерева за ночь, лопнувших от спелости и сока и за ночь засахарившихся. Рядом - старинная часовня. Она принадлежит тому же человеку, которому принадлежит и дом. Он позволил нам жить даром с условием, что по воскресеньям мы будем открывать двери часовни и пускать людей ее осматривать. Так я и делаю. Шесть дней в неделю езжу в Канн купаться, а по воскресеньям отпираю тяжелые, окованные железом двери и сажусь на табурет около них. Плата не взимается. Вход даровой. Но надо следить одним глазом, чтобы что-нибудь не сломали, не украли - имеется пять "крэш" восемнадцатого века - целая коллекция. Она-то и привлекает туристов.
Ноябрь
"Если мне суждено жить, я бы представил в своих мемуарах принципы, идеи, события, катастрофы, всю эпопею моего времени именно потому, что я видел, как кончилась одна эпоха и началась другая, и характеры, противостоящие друг другу в этом конце и в этом начале, смешаны в моей оценке. Я явился между двумя столетиями, как если бы между двумя сливающимися реками".
(Шатобриан. Замогильные записки, т. I)
Ноябрь
Вечер Бунина. Читал свои воспоминания, в которых издевается над символистами, изобра-жал (копировал) Бальмонта, Гиппиус, Блока, называл Белого паяцом и пр. Адамович в просовет-ских "Русских новостях" написал отчет, где оправдал его на том основании, что все это были "бездны", над которыми в свое время смеялся Лев Толстой (а Толстой, конечно, ошибаться не мог). И тоже потому, что "если бы Пушкин читал Блока, он тоже ничего бы не понял".
Декабрь
Митинг в зале Плейель. Говорил Камю. Напомнил мне Блока - внешностью, манерой и тем, о чем говорил: грустным голосом о свободе поэта. Сартр выступал, утверждая, что нельзя боль-ше описывать любовь и ревность без того, чтобы не сказать о своем отношении к Сталинграду и "резистансу". Бретон лепетал о Троцком.
Декабрь
Когда мы жили на улице Бетховен, над нами жила Мура Р. (двоюродная сестра адвоката Р., который работал в Евр. комитете во время оккупации, на улице Бьенфезанс). К ней ходили странные люди, и она сама была странная.
Она была русская, замужем когда-то за американцем, и у нее был американский паспорт, и немцы арестовали ее как американку, интернировали вместе с другими американками, и всю войну она провела в Вителе. Году в 1945-м я встретила ее на улице и стала расспрашивать, как и что. Она улыбалась и говорила, что все было прекрасно и даже бывало очень весело. Затем она позвала Н.В.М. и меня завтракать, звонила три раза и настаивала и напоминала, чтобы мы пришли. Н.В.М. пошел, а я не могла заставить себя пойти и без всякой причины осталась дома. Когда Н.В.М. вернулся, он сказал, что был еще один гость - секретарь советского посольства. Я была поражена.