Я переворачиваю лист. Со второго этажа доносится шебуршание, скрипит паркет под маленькими ножками. Анаис ступает в мягких тапочках, глядя на мир с высоты своих трех лет.

Иду, моя сладкая, иду.

Взгляд задерживается на последних строчках письма.

Как бы там ни было, милая Анаис, будьте спокойны. Вашу тайну здесь хранят свято. Она в надежных руках, которые дороги Вам.

Ваш верный мушкетер

Меленг

Все смешалось в моей голове, мне снова вспоминаются рассказы Александра, его длинные монологи во время наших прогулок, его одержимость тайной Анаис. Неужели я обнаружила неизвестный ему след? Совпадение кажется мне слишком невероятным.

Я складываю письмо и прячу его в конверт. Жильбер Мартино по-прежнему сидит на корточках у стены, спиной ко мне. Он насвистывает тот же мотив, который под сурдинку звучит по радио, кажется, я узнаю припев к шлягеру Мишеля Фюгена [3] . Спешу на лестницу, не хочу, чтобы Анаис одна спускалась по шатким ступенькам.

Подожди, моя красавица.

На ходу перебираю в памяти тринадцать дней – ровно столько я уже в Вёле. Все эти странные мелочи, маленькие тайны, на которые я не обращала внимания. Не до того было. Вот, например, ощущение, будто за мной следят, здесь, в этом доме, днем и ночью, даже когда я одна, даже когда Мартино, убрав свои инструменты, уходит к себе. И странные стихи Анаис, красивые, слишком красивые, чтобы их сочинила трехлетняя девочка. И фотография праздника, устроенного Виктором Гюго для детей Вёля в 1882 году, которую все почему-то от меня прячут. Ну и конечно, Адель. Бедняжка Адель. Мелочи. Ничего не значащие, если взять каждую в отдельности.

А теперь это письмо.

Я беру на руки мою маленькую Анаис, и от ее улыбки все тревоги рассыпаются звездной пылью. Она крепко прижимает к груди лилового страуса. Эму – так утверждают зоологи. Мёмё, уточняет Анаис.

– Ты хорошо спала, моя радость?

– А ты что делала, мама?

– Ничего, ничего.

Мне почему-то трудно сосредоточиться. Я думаю о том, что напишу сегодня вечером в дневнике.

– Мама, я есть хочу.

– Сейчас, милая, сейчас.

Мне нужно отмотать пленку в начало, ко дню моего приезда. Перечитать дневник. Подвести итог. Понять. Проследить в обратном порядке эти несколько дней, когда я поставила на кон свою жизнь.

Разыграла ее в орла или решку.

Вёль-ле-Роз, 10 января 2016

Остановить мгновение трудно. Описать его – еще труднее.

Но я все же попробую. Я решила вести дневник новой жизни. Моей новой жизни! Итак, она начинается сегодня, 10 января 2016-го, у пруда в Вёль-ле-Роз.

Ровно в 9 часов 11 минут.

Моя белая «панда» стоит поперек дороги у водоема размером сорок метров на пять на въезде в Вёль. Капот почти уткнулся в воду, как морда животного на водопое. Маленькая коровка. Большой баран. Я действовала инстинктивно, затормозила, заблокировала ручник, выскочила из машины, схватила с заднего сиденья Анаис, даже дверцы не захлопнула.

Я ставлю Анаис у самой воды.

Красота такая, что дух захватывает.

Прямо перед нами танцуют, отражаясь в прямоугольнике чистой воды, фахверковые стены домиков вперемешку с листвой берез. Сказочный пейзаж, вне времени, вне жизни. Интересно, что сейчас думает Анаис, что творится в ее головке? Действует ли на нее странное очарование этого места так же, как на меня?

Холод щиплет нам подбородки и уши. Сухой морозец, серое небо, коварный ветер. Анаис молчит, из чуть приоткрытого ротика выпархивают облачка пара.

Да, описать мгновение нелегко.

Я выехала из Нантера в 6 часов утра. Я все увозила с собой, запихав жизнь в багажник и на заднее сиденье «панды». В том числе Адель в банке из плексигласа, которую, как взрослая, держала на коленях Анаис. Стояла непроглядная темень. Потом мне долго казалось, что я еду все прямо и прямо, на север, до конца дороги, до края света, до берега моря, которое откроется передо мной между двух скал.

Сюда.

В Вёль-ле-Роз. Затерянную деревушку. Мифический оазис на краю урбанистической пустыни, забытый городскими кочевниками.

На улице ни души. Вода речки Вёль как будто не может решить, притихнуть ли на время в запруде, поиграть между мхом и галькой, дождаться серебристой форели или бежать быстрее под мостик из песчаника и дальше к морю. Безразличные к нерешительности течения домики дрожат в холодной воде. Анаис тоже дрожит, крепко держится за мою руку и прижимается ко мне. Я даже не надела пальто, оно так и лежит на пассажирском сиденье.

Как странно выглядит эта пустая, словно покинутая, улица; все жители попрятались, их одолела зима. Я помню Вёль другим, это воспоминание из моей прошлой жизни, когда я приезжала сюда впервые с Рюи четыре года назад. Улицы Вёля были полны народа. Нежданная жара обрушилась на Алебастровый берег в середине августа. Туристы съезжались отовсюду, просто из-под земли вырастали как грибы после дождя. Веселая толпа, поднимаясь на полтора километра по течению самой маленькой реки во Франции, брала штурмом террасы кафе. Песчаный пляж при отливе никогда еще не казался таким широким. Обнаженные тела невозможно было сосчитать, как, впрочем, и машины, растянувшиеся у дороги вдоль скал бесконечной разноцветной змеей.