В 1918 году Сергея Шпигельгласа взяли в Особый отдел (военная контрразведка) ВЧК. Работал в контрразведывательном и оперативном отделах. Потом попал в Иностранный отдел, поскольку свободно говорил по-немецки, по-французски и по-польски. Жена одного из разведчиков вспоминала: «Шпигельглас – толстый, светловолосый маленький человек с выпуклыми глазами».

Шпигельглас выбрал себе оперативный псевдоним, который сегодня кажется, мягко говоря, странным, – Дуче. Так именовали вождя итальянских фашистов Бенито Муссолини. Но в начале тридцатых слово «дуче» не звучало так одиозно. Советский Союз поддерживал с фашистской Италией полноценные отношения.

Он был умелым и эффективным разведчиком и дорос в октябре 1936 года до должности заместителя начальника Иностранного отдела. Шпигельглас обладал правом напрямую отправлять Сталину разведывательные сводки ИНО ГУГБ.

В середине тридцатых годов он подолгу нелегально жил в Западной Европе, в том числе и в Париже, чтобы непосредственно руководить наиболее важной агентурой. Ему и поручили ликвидировать Порецкого.

В ночь на 4 сентября 1937 года неподалеку от швейцарской границы на шоссе, ведущем из местечка Шамбланд на Женевском озере в Лозанну, обнаружили тело убитого советского разведчика Игнатия Порецкого, более известного под фамилией Рейсс.

Из головы мертвого разведчика при вскрытии извлекли пять пуль, из тела – еще семь. Его пальцы сжимали прядь русых волос – это помогло швейцарской полиции. Полиция обнаружила брошенный автомобиль со следами крови в кабине и арестовала женщину, которая взяла машину напрокат. Ее звали Рената Штайнер, и она не могла понять, куда делись ее друзья, которым она передала этот автомобиль. Полиция идентифицировала ее «друзей» и восстановила предполагаемую картину убийства. Но никого, кроме самой Ренаты Штайнер, найти не удалось.

Полагают, что московской опергруппе помогла Гертруда Шильдбах, член Компартии Германии, бежавшая из страны после прихода нацистов к власти. Советские разведчики регулярно просили ее оказывать «небольшие услуги» – обычно следить за какими-то людьми.

Полиция пришла к выводу, что Гертруда Шильдбах уговорила Порецкого встретиться. Они отправились в загородный ресторан. Пообедав, пошли гулять, и тут, на заброшенной дороге, появился автомобиль, из которого выскочило несколько человек. Они запихнули Порецкого в машину, где его застрелили. Труп выбросили на дорогу.

Соучастниками ликвидации советского разведчика называют разных людей – как правило, непрофессионалов. Версии убийства Игнатия Порецкого, которыми оперируют историки, вызывают серьезные сомнения. К сожалению, до сих пор соответствующее досье так и не извлечено из архивов внешней разведки. Поскольку времена, когда архивы открывались, позади, то, возможно, мы уже никогда не узнаем правду. А строить предположения, не имея достаточной информации, опасно. Легко ошибиться.

Это было не первое и не последнее политическое убийство, совершенное НКВД за рубежом. Неограниченность в силах и средствах давала возможность тщательно организовывать эти убийства. Акции, требующие подготовки, выполнялись кадровыми работниками госбезопасности. Оперативные группы перебрасывались из России за рубеж (в НКВД могли изготовить фальшивые документы всех стран). Генерала Кутепова в 1930 году похитили в Париже сотрудники резидентуры внешней разведки и прибывшие к ним на помощь оперативные работники НКВД.

Первоначально убрать Порецкого поручили майору госбезопасности Теодору Малли (в Иностранном отделе его называли Теодором Степановичем, оперативный псевдоним Манн). Малли был венгром, католическим священником. В Первую мировую служил в австро-венгерской армии и попал в русский плен. После Октябрьской революции вступил добровольцем в Красную армию, потом его взяли в ВЧК. Он успешно работал нелегальным резидентом в Лондоне, руководил работой Кима Филби и его друзей, изъявивших желание помогать советской разведке.

«Высокий, красивый мужчина с голубыми доверчивыми глазами и очаровательной улыбкой, которая отличает людей от природы застенчивых, – вспоминала вдова Порецкого Элизабет. – Он проявил себя преданным другом, на которого можно было положиться».

Сергей Шпигельглас, приехав в Париж, вызвал к себе Теодора Малли. Сергей Михайлович подчинил себе парижскую резидентуру. Вообще-то в советской колонии резидент вел себя как царь, бог и воинский начальник. Он мог даже не присутствовать на партийных собраниях. И полпред не смел сделать ему замечание, знал, что с резидентом не ссорятся. Но в присутствии Шпигельгласа резидент чувствовал себя неуверенно и вел себя скромно.

После назначения наркомом внутренних дел Николая Ивановича Ежова загранаппарат менялся буквально на глазах. Резидентов и их помощников отзывали в Москву одного за другим. В лучшем случае отстраняли от работы, в худшем арестовывали. Вот поэтому парижский резидент боялся московского начальства. Понимал: операция пройдет неудачно – придется возвращаться домой.

К тому времени Сергей Шпигельглас получил специальное звание майора госбезопасности. Майор госбезопасности был выше по званию, чем обычный армейский майор. Майор госбезопасности носил в петлицах один ромб – то есть приравнивался к генералу. За границей чекисты формы не носили, но все знали, насколько влиятелен Шпигельглас.