Между тем незнакомец без чёткой самоидентификации и пока с неизвестным именем, посчитав, что он здесь подзадержался, выдвигается на выход из проулка, где по выходу из него обнаруживает Гая и Ивана, так и не сумевших в должной степени воспользоваться его советом. Что и привело их к падению. Правда, для каждого из них последствия этой их не осмотрительности разнились. Так для Гая, шедшего чуть позади от Ивана, благодаря этому обстоятельству и тому, что он споткнулся об ноги Ивана и в итоге упал на его мягкую спину, всё более-менее обошлось – ушибленную ранее и сейчас об голову Ивана свою голову, он уже не так отчётливо чувствовал. Что же касается Ивана, то с ним не так всё облегчённо вышло.

Так в тот момент, когда до него донёсся голос знакового незнакомца, с предупреждением об осторожности, он в первый момент почему-то подумал, что тот совсем не зря это сейчас крикнул, после чего он с осознанием всего этого, смотрит в сторону этого типа, который как ему на тот момент показалось, смотря на него, посылает ему некий сигнал, значение которого он так и не расшифровал, и в этот же момент, зацепившись об свои же ноги, подкашивается и прямиком, головой вперёд, – о руках он и позабыл, а рефлексы почему-то не сработали, застряв руки в карманах брюк, – летит в сторону так быстро к нему приближающейся каменной мостовой. Затем Ивана оглушает какой-то удивительный звук – шмяк, и он ненадолго задумывается о природе возникновения этого до умопомрачения интересного звука.

Тем временем, присевший рядом с распластавшимся на мостовой Иваном Гай, как только приходит в себя и обнаруживает рядом с собой Ивана, которому необходима срочная помощь, переворачивает его на спину и, приподняв голову, за неимением под рукой ничего свободного, в том числе и своих рук, берёт и брызгами своих слюней освежает лицо Ивана. И это, что удивительно, помогает и Иван открывает глаза, и с бредовым и ничего непонимающим взглядом смотрит в упор перед собой и никуда больше. И хорошо, что на пути его взгляда оказался Гай, а то бы он, наверное, и его не заметил. Но так всегда бывает – это так называемый посттравматический шок. Где травмируемому человеку требуется концентрация внимания на себе и крайняя собранность, вот он и упирается на чём-то одном, чтобы отталкиваясь от этой точки опоры, в дальнейшем суметь собраться, вначале со своими расшатанными мыслями, а уж затем со всем остальным.

И хотя люди в пост шоковом состоянии себя ведут иногда крайне удивительно и иногда пугающе, правда людей знающих о таком их последственном поведении трудно удивить, – а Гай был одним из этих знающих людей, он вместе с Иваном стажировался интерном в отделении интенсивной терапии (а состояние шока там обычное дело), – всё же Иван сумел удивить Гая своим поведением.

– Здравствуй современник. – Как будто из другого бытия посмотрев на Гая, совершенно незнакомым голосом проговорил Иван. Отчего потрясённый Гай, с полным непониманием: «Что-что?», – чуть не выпускает из рук Ивана. Который в момент меняется в лице и в непонимании происходящего с ним, теперь задаётся вопросами: Кто я? Где я?

Что уже ближе к его пониманию Гаем, который всё же ещё с опаской смотрит на Ивана. И тут Иван расплывается в улыбке и со смехом заявляет. – Что, попался.

– Придурок. – Только и говорит Гай, отпуская Ивана и, поднимаясь на ноги. Вслед за ним на ноги было собрался подняться и Иван, но тут из проулка выходит их знакомый незнакомец и они замирают в том положении, в каком он их сейчас застал.

Между тем незнакомец как будто их и в упор не видит и знать не знает, и с таким неприступным видом, что и не подходи к нему, а если и решитесь, то строго по записи, поворачивается к ним спиной и с убеждённостью в своей правоте и какой-то сквозящей во всём его виде решимостью, не спеша идёт по направлению бара, и всё под внимательным наблюдением стоящего на ногах Гая и всё ещё сидящего на мостовой Ивана.

Когда же он без всякого раздумья берётся за ручку двери бара и без всяких затруднений с обеих сторон открывает дверь, и вслед за этим за ней скрывается, то Гай с Иваном в недоумении переглядываются между собой и Гай спрашивает Ивана: «Ты что-нибудь понял?». И тут без ответа со стороны пожавшего лишь плечами Ивана понятно, что он тоже ничего не понимает из увиденного. Правда у него есть свои соображения на счёт этого удивительного типа, вполне согласующиеся с той темой их обсуждения, от которой они весь день сегодня не отходили.

– Как первый вариант, ему действительно всю память выбили, и всех людей в баре сейчас ожидает удивительнейшее представление, когда этот тип туда зайдёт. – Начал свой рассказ Иван. – Он же для всех людей там в баре является человеком безрассудным и взъерошенным, от которого и раньше ничего хорошего они не видели, а сейчас им даже станет как-то очень страшно при виде той беззаботности, с которой он зайдёт в бар и займёт место за столом и, с добродушной улыбкой посмотрев на того самого официанта, который ещё полчаса назад носком ботинка исправлял ему нос, позовёт его к себе – кто знает, что он там в своей безумной голове задумал.

Ну а бледный как полотно официант, сразу же заподозрил не доброе, когда первым увидел в дверях бара взъерошенного типа, чей разбитной вид теперь внушал страх и трепет. А сейчас, когда этот тип с таким добродушием помахал ему рукой, то он в момент в коленях осел и, схватившись о барную стойку руками, дал себе зарок от неё не отрываться и стоять здесь до конца, какими бы его не соблазняли чаевыми. И только он так за себя решительно подумал и чуть ли не решил, как администратор бара уже тут как тут, и дрожащим от страха голосом и как чувствует официант, у него тоже коленки ног ходуном ходят от страха, начинает его убеждать откликнуться на призыв этого страшного типа. Мол, это ты тут официант, а не я, и в твоих служебных обязанностях чётко обозначено, откликаться на такого рода призывы клиентов.