Уже на другой день после публикации в газете, его вызвали телеграммой в Москву.

Он прилетел в столицу, где его долго и нудно пытали в военно-научном управлении Генштаба, а затем отвезли в военно-промышленную комиссию при правительстве. И там тоже высокие армейские чины, а также холеные люди в цивильном с какой-то ехидной недоверчивостью целый час «допрашивали» – как это он, супротив установленных требований, умудрился отстроиться «от вражьей глушилки» и метко запустить ракету.

На том экзамене он чувствовал себя, как рыба в воде, говоря о программах, алгоритмах и тестах. Сам Сергей Борисович Иванов (он курировал тогда военную промышленность в правительстве) пожал ему на прощание руку и облучил своей легендарной улыбкой.

Через несколько месяцев пришел в полк приказ министра обороны о назначении Гаевского в Генштаб. А следом и звание полковника подоспело.

Был он хорошо образован, строен и щеголеват, не то, что уж совсем красавец писаный, но весьма, весьма симпатичен. Сослуживцы частенько говорили ему, что он сильно похож на знаменитого актера Вячеслава Тихонова, но Артем Павлович всегда отвечал одинаково:

– Это он на меня похож.

По утрам Гаевский печально поглядывал в зеркало на свои войлочные седеющие виски, всегда нежирно попахивал импортным одеколоном (жена говорила «непатриотично вонял»). А еще – имел такой тембр баритонистого голоса, который каким-то колдовским образом приманивал женщин.

И вот так вдруг случилось на службе, на самом ее звездном полковничьем пике, – после семи генштабовских лет и ордена «За военные заслуги» он к ужасу своему оказался среди тех, кому надлежало отправиться в запас.

Но его от преждевременного выхода на пенсию спас случай, а точнее – начальник управления генерал Андрей Иванович Курилов. Хотя именно он первым с похоронным видом сообщил Гаевскому, что вынужден подчиниться приказу начальника Генштаба и сократить должность, на которой служил полковник (тогда в «мозговом тресте» армии сокращали десятки должностей).

Во время того тяжелого разговора Курилов вспомнил о дерзком выступлении Гаевского на совещании у начальника Генштаба. Артем Павлович был категорически против сокращения офицеров военной приемки на заводах, где производились зенитные ракетные системы. Более того, – Гаевский назвал такое решение преступным. Правда, и сам в тот момент испугался своих горячих слов – не переборщил ли? Но было поздно.

– Товарищ полковник, прошу выбирать выражения, – раздраженно бросил ему тогда начальник Генштаба Вакаров, – если вы ставите под сомнение директиву министра обороны номер 102, то вам не в армии служить надо, а на базаре картошку разгружать…

– Ну ты хоть теперь понимаешь, откуда ветер дует? Этим своим выступлением ты сам себе подписал приговор, – сочувственным тоном говорил Гаевскому Курилов, – ты покатил бочку и на министра, и на начальника Генштаба… Кастрация военной приемки – это же их идея…

Курилов с какой-то кирзовой дипломатичностью пытался показать Артему Павловичу, что к сокращению его должности он не причастен, что ему жаль расставаться с таким добросовестным и знающим дело подчиненным.

«Ну зачем же лукавить, товарищ генерал? – хотел было срезать начальника Гаевский, – к чему эта фальшивая скорбь? Если я такой «добросовестный и знающий дело», то почему же вы освобождаетесь от меня?».

Но он промолчал.

Курилов, видимо, догадывался, какие мысли в ту минуту роились в голове подчиненного, и двинул еще один аргумент:

– У тебя ведь уже и приличная выслуга, и полковничье звание, и квартира есть, а у пятерых офицеров нашего управления своего жилья еще нет. По чужим углам уже лет семь маются. У двоих – по трое детей. У жены Федорчука – рак. Согласись, что было бы несправедливо и бездушно увольнять их.

Тут Гаевский уже не выдержал и пошел решительно в контратаку:

– Андрей Иванович, я все это понимаю. Но ведь вы не поборолись за меня, а смиренно приняли решение НГШ (начальника Генштаба). К тому же по вашему рассуждению выходит, что для Генштаба сегодня нужнее офицеры, не имеющие своего угла, а не те, которые…

В этот момент на тумбочке у стола Курилова пружинисто и глухо зажужжал телефон закрытой связи, – генерал снял трубку. Судя по некоторым его фразам и теплому, дружескому тону речи, говорил он с хорошо знакомым человеком. Курилов несколько раз произнес слово «НИОКР» (научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы) и упомянул «карандаш» (так в обиходе генштабисты называли новую зенитную ракету, которая уже больше года испытывалась на полигоне Капустин Яр под Астраханью).

Гаевский знал, что деньги, выделенные из военного бюджета на ее разработку по гособоронзаказу, уже заканчиваются, и было похоже, что собеседник Курилова просил его помочь с дальнейшим финансированием испытаний «карандаша».

– Ну ты, брат, и хитер! Меня на пулемет без бронежилета бросаешь! – незлобливо восклицал Курилов, – с твоей просьбой зайду к Егорычу (это было отчество начальника Генштаба) генералом, а выйду пенсионером… Начальство не любит, когда у него просят денег… Оно любит, когда деньги ему дают… Хе-хе-хе…