После этого случая старик совсем распустился, повадился драться палкой, и я понял, что надо удирать. Обдумав все как следует, я решил, что возвращаться к вдове нет смысла. Лучше возьму с собой ружье и удочки и пойду бродяжничать по всей стране, а пропитание буду добывать охотой и рыбной ловлей. Я уйду так далеко, что ни старик, ни вдова меня больше ни за что не найдут. Дождавшись, когда папаша в очередной раз уехал за виски, я взял старую ржавую пилу без ручки и начал отпиливать кусок толстого бревна в углу хибарки, чтобы можно было пролезть в дырку. Времени это отняло порядочно, однако, когда я услышал шаги отца, дело уже шло к концу. Я наскоро уничтожил следы работы и спрятал пилу.

В тот вечер старик явился сильно не в духе. Он по бывал в городе у адвоката, и тот сказал, что выиграет процесс и получит деньги от Тэтчера, если удастся довести дело до суда. Существовало множество способов оттянуть разбирательство, а судья Тэтчер по праву считался большим мастером в таких делах. Адвокат упомянул, что судья со своей стороны затевает новый процесс, чтобы отобрать меня у отца и отдать под опеку вдове.

– Посмотрим, как им это удастся! – орал папаша. – Я буду глядеть в оба! Пусть только попробуют! Я-то знаю одно место, где тебя спрятать!

Ночью со стариком стало твориться неладное. Он как сумасшедший метался по хижине и кричал. Ему мерещились змеи, и он жаловался, что гады ползают у него по ногам, причем я никаких змей не видел и решил, что папаша допился до белой горячки. Потом стало еще хуже: он принялся гоняться за мной с ножом и называл Ангелом смерти.

Наконец он обессилел, повалился на кровать и задремал. Больше оставаться под одной крышей с ним было нельзя. Я снял со стены ружье, улегся в углу, прицелился в папашу и решил, когда он проснется, потребовать ключ, отпереть дверь и вы браться на свободу.

– Вставай! Что это ты задумал?

Я открыл глаза и оглянулся. Надо мной стоял отец. Солнце уже взошло. Значит, я все же уснул и проспал момент пробуждения старика.

– Почему ты взял ружье? – спросил он.

– Кто-то ломился в дверь, – не растерялся я.

– Почему ты меня не разбудил?

– Я пробовал, но не смог вас растолкать.

– Если кто-нибудь в другой раз будет шататься вокруг дома, разбуди меня, слышишь? Этот человек не с добром сюда приходил. Я его застрелю.

Слова отца навели меня на новый план побега. В тот день по реке плыл пустой челнок, и мне удалось выловить его и спрятать в кустах чуть в стороне от того места, где стояла наша хибарка.

После обеда отец запер меня, взял лодку и около половины четвертого отправился за виски в город, предупредив, что в эту ночь домой не вернется. Я подождал, пока его лодка отъедет подальше, и принялся выпиливать кусок бревна в углу хибарки. Работа заняла не больше получаса. Путь к бегству был открыт, и я полез в образовавшуюся дыру.

Пускаться в бега с пустыми руками мне не хотелось. Я взял свиную грудинку, забрал весь сахар, кофе, порох и дробь, ведро и флягу из тыквы, ковш и жестяную кружку, старую пилу, два одеяла, котелок и кофейник. Подумав, я прихватил отцовские удочки и спички, а кроме того ружье. Все это пришлось перетаскивать в челнок по траве, чтобы не оставлять следов.

Я сильно подрыл стену, когда пролезал в дыру и вытаскивал такое количество вещей. Пришлось как следует засыпать угол землей, чтобы не было видно опилок. Потом я вставил выпиленный кусок бревна на старое место, подложил под него два камня, а один камень приткнул сбоку. Теперь со стороны подкоп под домом казался незаметным. Оставалось представить мой побег как похищение, а еще лучше – как убийство.

Я взял ружье, зашел поглубже в лес, подстрелил дикого поросенка и принес его к хибарке. Несколькими ударами топора мне удалось взломать дверь, причем я старался изрубить ее посильнее. Подтащив поросенка к столу, я перерубил ему шею топором. На земляной пол тут же вытекла лужа крови. Я накидал в мешок камней и поволок его от убитого поросенка к дверям, а потом к реке и сбросил в воду. Возвращаясь, я с удовлетворением отметил, что трава сильно примята: сразу бросалось в глаза, что здесь тащили по земле что-то тяжелое, например, труп человека.

Для полной достоверности я вырвал у себя клок волос, намочил топор в крови поросенка, прилепил волосы к лезвию и швырнул топор в угол. Обернув поросенка курткой, чтобы не капала кровь, я отошел подальше от дома и бросил тушку в реку. Тут мне пришла в голову еще одна удачная мысль. Я прорвал в мешке с мукой дыру и поволок его через ивовые кусты к востоку от дома, где начиналось мелкое озеро, заросшее тростником. Мука сеялась всю дорогу, так что получилась тоненькая белая дорожка – ложный след, по которому я хотел пустить пре следователей. Потом я завязал дыру, и отнес мешок в челнок.