Архимед весь какой-то размокший и вялый. Видимо, он лежит в «ванне» уже давно.

Крисси тем временем готовит ножницы.

– Вы в жизни не угадаете, что тут написано, – говорю я, размахивая газетой.

Крисси хмурится:

– У меня операция в самом разгаре, а ты орешь под руку.

– Лесбиянка Дэннис и Герцогиня Йоркская болеют, – говорит Люпен, указав на двух улиток на дощечке.

– У них сцепленный рак, – говорит Крисси.

Я подхожу посмотреть. Похоже, у Лесбиянки Дэннис и Герцогини Йоркской и вправду «сцепленный рак» – они сцепились друг с другом, соединившись двумя непонятными белыми трубками. Крисси подцепляет их ножницами, эти трубки.

– Они уже были такими, когда мы пришли, – говорит Люпен. – Они так сидят три часа. Мы наблюдали.

Крисси закатывает рукава.

– Они не могут расцепиться! – говорит Люпен. – Они застряли!

– Тише, Люпен, – говорит Крисси. – У меня самый ответственный момент.

Он разрезает белые трубки. Улитки корчатся – довольно яростно для улиток – и прячутся в домики, испуская сердитые пенистые пузыри. Мы все облегченно вздыхаем.

– Они свободны! Улитки наверняка рады, – говорит Люпен и переносит их на ветку сирени, где много цветов. – Чтобы быстрее выздоравливали.

– Ну, что там у тебя? – говорит Люпен, деловито вытирая ножницы о штаны.

Улитки по-прежнему испускают агонизирующую пену.

– В городском драматическом ставят «Энни»! – говорю я, размахивая газетой. – Мы уже знаем все реплики! Лучше нас в Вулверхэмптоне «Энни» не знает никто! Нам обязательно надо пойти на прослушивание! Вы с Люпеном сыграете бедных сироток в приюте!

Крисси пристально смотрит на меня.

– Вы сыграете бедных сироток? – переспрашивает он. – Вы? А кого собираешься играть ты?

– Ну…

Выдержав паузу, я говорю:

– Энни.

Крисси рыдает от смеха. Я прямо чувствую, как звуковая волна его смеха разбивается о мое круглое щекастое лицо. О мою тушку – массивную, как у игрока в американский футбол. О мамин лифчик у меня под футболкой – он мне великоват, и пришлось немного его ушить обметочным швом («Шитье для девочек», 1979). Крисси не верит, что я сумею сыграть заморенную голодом, но неунывающую восьмилетнюю американскую сироту во времена Великой депрессии.

– Энни, – повторяю я твердым голосом.

– Мэнни, – говорит Крисси. – К едрене фене.

Но я знаю, что втайне Крисси сам хочет сыграть Энни. Вот поэтому он и смеется.

Все утро мы репетируем «Энни» в саду. Удивительно, но Крисси – тоже, хотя он уже такой взрослый. Он не только отлично справляется с ролью Пеппера, но и читает все реплики мисс Ханниган. Из него получается очень даже убедительная мисс Ханниган. В который раз я горжусь старшим братом. Мы репетируем как одержимые. Я твердо намерена поучаствовать в этом спектакле. Мы будем лучшей компанией сироток из всех возможных претендентов.

Мы делаем небольшой перерыв на обед – крекеры с сыром, которые мы едим, сидя на дереве, словно стайка взлохмаченных толстых птиц.

Потом мы еще репетируем до четырех пополудни, и я звоню в городской драматический театр.

Братья стоят рядом, слушают.

– Добрый день. Я звоню по поводу прослушивания на «Энни», – говорю я своим самым вежливым, самым аристократичным голосом, которым общалась с дяденькой, порывавшимся зарубить Бьянку топором. Это мой голос для «взаимодействия с людьми». Я надеваю его, словно шляпу в церковь, когда говорю с посторонними. – Нас пятеро. Целая труппа! Труппа Морриганов! От новорожденных до пятнадцатилетних! И с нами не нужно много репетировать – мы уже знаем все-все слова.

Я не буду рассказывать, как тетенька из театра сказала, что для участия в спектакле нужно предоставить сертификат о трехлетнем как минимум обучении в танцевальной студии, а также иметь большой опыт любительских постановок, и в этом смысле наша семейная труппа – никакая не труппа, а просто компания толстых, явно тронутых на голову детей, в связи с чем нам предлагается идти лесом.

– Могу вас уверить, что у нас большой опыт в любительстве, – говорю я, когда она упоминает «любительский опыт».

Она не смеется. Никто не смеется над моими шутками. Когда Билл Мюррей говорит что-то подобное, все рыдают от смеха. Жаль, что я не Билл Мюррей. Мне бы очень хотелось им стать. Я надеюсь, что во всех книжках об эволюции, которые я прочитала, все неправда, и я когда-нибудь эволюционирую в Билла Мюррея. Такой у меня план, один из трех.

Я кладу трубку на место и смотрю на братьев. Братья смотрят на меня.

– Вы же помните, что Энни сказала по поводу завтра: «Завтра будет лучше, чем вчера!» – говорю я.