Шрифт:
– Нет у меня денег! – Лоскутов пытался во сне отогнать жену. Но она снова возникала из пустоты и нашептывала:
– Коля, ты сапоги себе хромовые справишь, а мне чулки шелковые и платье в горошек.
– Уймись! Не твои это деньги и не мои!
– Зря ты так, зятек, – по-змеиному зашипела теща. – Мы ведь можем и прокурору написать, что ты народное добро припрятал и все хочешь на уличных девок извести. Скажи по-хорошему, где ты деньги закопал?
Неприятный сон прервал рейдовик.
– Вставайте, граф, вас ждут великие дела!
В утреннем тумане, по росе, партизаны выдвинулись к опушке леса, за которой начиналась территория, контролируемая немцами.
В намеченной рейдовиком точке перехода, на проселочной дороге, партизаны обнаружили препятствие – у обочины стоял сломавшийся немецкий автомобиль. В другой бы раз отряд обошел автомобиль стороной, но у машины, опасливо посматривая в сторону леса, стояли двое полицаев.
– Командир, полицаи! – возбужденно прошептал за спиной Лоскутова Сизов, недоучившийся студент.
– Машина из саперной части, – уточнил рейдовик, рассматривая автомобиль в снайперский прицел. – Водитель немец, а эти два охламона ему в охрану выделены. Совсем, видать, плохо дела идут у наших «друзей», если полицаев в эскорт снаряжают. Будете брать?
– Монгол, ты уж извини за задержку, но долг требует! – Лоскутов жестом велел автоматчикам разойтись в стороны и приготовиться к атаке.
Рейдовик пожал плечами: задержка так задержка! Действуйте, если долг велит.
Во время войны на оккупированной территории СССР случалось, что партизаны проявляли по отношению к немцам гуманизм. Например, не добивали раненых на поле боя или не нападали на госпитали. Но к полицаям было совсем другое отношение. Долг партизана – это беспощадное истребление полицаев всеми силами и средствами. Тут ни о каком гуманизме или милосердии речи быть не могло: встретил полицая – убей его! Не место этой твари на нашей священной земле.
По команде Лоскутова бойцы одновременно, в полный рост, вышли из кустов на обочину.
У грузовика лицом к лесу покуривал пожилой полицай. Второй, помоложе, стоял к лоскутовцам спиной и что-то объяснял товарищу. Водитель-немец копошился в моторе, из капота выглядывали только его обтянутые галифе ягодицы.
Увидев партизан с автоматами наперевес, пожилой полицай неспешно отбросил окурок и поднял руки вверх.
– Ты чего? – изумился молодой и тут же рухнул на землю от удара прикладом в голову.
– Эй, братан, приехали! – один из партизан звонко хлопнул немца по заднице. – Шабаш работать, фюрер перекур объявил.
– Ты чего такой смурной? – «участливо» спросил Лукин пожилого полицая. – День с утра не задался? Бывает.
– Стрелять будете?
– Нет, по головке тебя, сволочь, гладить будем, – со злостью замахнулся на полицая партизан Волчек, имевший к предателям личные счеты.
– Погоди ты, чего завелся? – Лукин не дал ударить пожилого. – Командир, куда его?
– Этого и немца в лес, а этого в кузов. Волчек, Сизый, займитесь им, пока в себя не пришел!
Лукин и еще трое партизан повели пленных в лес. Волчек ударом ножа прикончил лежащего на земле полицая и с недоучившимся студентом закинул его в кузов автомобиля. Лоскутов и боец, до войны бывший шофером, стали осматривать двигатель. Рейдовик проверил груз и обнаружил ящики с взрывчаткой. Килограммов двести аммотола, не меньше.
«Ого! К нашему наступлению готовятся. Мосты минировать будут», – решил он.
До леса конвоиры и пленники шли молча, в лесу разговорились.
– Ты скажи вот что, – спросил у пожилого полицая Лукин, – как нынче в городе с ценами? Водка сколько стоит?
– Хорошей водки, довоенной, днем с огнем не найти. На базаре только самогонка, и та паршивого качества.
– А с едой как? Почем хлеб на базаре?
– Килограммовая буханка черного хлеба рублей 500 выйдет. Кило коровьего масла – тысяча. Стакан постного масла можно рублей за сто пятьдесят сторговать.
– Как же вы живете на такую зарплату, при таких ценах? Воруете, поди?
– У кого воровать-то, нищие все кругом!
– Лука, хорош с ним лясы точить! – вмешался в беседу один из партизан. – От дороги отошли, пора и дело делать.
– Помолиться напоследок дадите? – тяжело вздохнув, попросил полицай.
– Ты, коли такой набожный, шел бы в церкву, попом служить, а ты в полицаи подался, – Лукин стволом автомата показал пленному повернуться к нему спиной. – Раньше креститься надо было, теперь уже поздно. Атеистом помрешь.
Услышав двойной, заглушенный лесом звук выстрела, Лоскутов спрыгнул с бампера, подошел к кузову.
– Монгол, что там?
– Взрывчатка здесь, полгорода снести хватит.
– Еды никакой нет?