– Зачем мне лгать тебе об этом?

– Зачем тебе лгать мне о том, что ты звонил папе? Зачем тебе лгать мне о том, что ты хочешь меня?
– сарказм прозвучал в ее голосе.
– Прости, если теперь я не верю всему, что ты говоришь, Вульф.

Его охватило разочарование, хотя с этим ничего нельзя было поделать. Он солгал ей. На самом деле, он лгал ей годами, так почему она должна верить тому, что он говорил ей теперь? Не было никакой причины.

А теперь он разрушил отношения между ними, хрупкое равновесие их дружбы, сначала используя ее симпатию к нему, чтобы сблизиться, а затем ее влечение к нему для обольщения. Это все равно что пытаться перерезать проволоку на неразорвавшейся бомбе, рубя ее топором.

Но ведь именно так ты обычно и поступаешь, не так ли? Ты даже не знаешь, что такое тонкость.

Но это не было чем-то новым для него, и у него не было времени думать об этом сейчас. Он должен был быстро перетянуть ее на свою сторону. Отчаянные времена требовали отчаянных мер.

– Ты знаешь, почему меня усыновили?
– его голос прозвучал странно в тяжелой тишине, и почти сразу же он пожалел об этом.

Она нахмурилась, смена темы разговора явно застала ее врасплох.

– Нет. Какое это имеет отношение к делу?

Дерьмо. Ему ничего не остается, как продолжить.

Он допил остатки виски и отшвырнул бутылку. Положил ладони на край стойки и сжал ее пальцами, крепко вцепившись в него.

– Папа говорил мне, что это из-за моих глаз. Их цвета были холодными и разными. Что они делали меня особенным. Он собирался усыновить только меня, но тут вмешался Вэн и сказал, что мы команда и он не может взять меня без него и Лукаса. Поэтому папа нас всех усыновил.

– О. Я никогда не слышала этого.

Он невесело улыбнулся.

– Это ложь.

– О, - повторила она, переминаясь с ноги на ногу и хмурясь еще больше.
– Как это?

– Папа усыновил меня не из-за моих глаз. Он взял меня, потому что мой отец мог быть убит его врагом, - это была не совсем правда, но достаточно близко.

Оливия открыла рот, но ничего не сказала.

– Он усыновил меня, потому что хотел превратить в оружие. Чертову управляемую ракету, которую он запустит в нужное время, чтобы выбить дерьмо из своего врага.

Она опустила руки, хмурое выражение исчезло с ее лица.

– Вульф..., - она сделала шаг к нему и остановилась.

Нет, он ошибся. Снова. Рассказать ей это было ошибкой, потому что чем больше она будет знать, тем больше это будет связывать его с будущим убийством де Сантиса. Но теперь, когда он начал, он не мог заставить себя замолчать. Как будто правда требовала, чтобы ее выпустили, чтобы уравновесить всю ложь, которую он ей рассказал ранее. Как будто он гребаный грешник, исповедующийся священнику, нуждающийся в отпущении грехов.

– Папа просто ждал подходящего момента, чтобы поджечь фитиль.

Она ничего не ответила, просто уставилась на него.

– Пару недель назад, после похорон отца, мы все трое получили от него письма. Они были написаны перед его смертью и должны были быть отданы нам в случае его внезапной смерти. Хочешь знать, что он написал мне? Что моего отца убили, - он оперся о стойку, заставляя себя выдержать ее взгляд.
– Это и была спичка от фитиля, Лив. И угадай, кто стал моей целью?

* * *

Она не понимала, зачем он это говорит и что это значит. Очевидно, это должно было что-то значить, потому что в его грубом, скрипучем голосе она услышала острую боль.

Он попятился от нее, прислонившись к столешнице с кофеваркой, и его длинные сильные пальцы вцепились в край, словно он мог упасть, если бы отпустил ее. Этот красивый рот был сжат в жесткую линию, никаких признаков сексуальной, медленно горящей улыбки. Его заросшая щетиной челюсть была плотно сжата, массивные плечи напряжены, создавая впечатление мощного, привязанного животного, готового вырваться в любую секунду.

Выражение его лица определенно было гневным, но она могла видеть в его глазах ту же боль, которую слышала в его голосе.

Он был похож на человека, висящего на волоске от смерти.

Управляемая ракета…

Он спросил ее, кто, по ее мнению, его цель, но она понятия не имела. Она была слишком занята, сосредоточившись на боли в его голосе. Как будто отец, который бил его, что-то значил для него. Но это не могло быть правдой. Почему он пришел к ее отцу за поддержкой? За помощью? Он хотел, по крайней мере, это то, что он всегда говорил ей.