Похолодало. Теплой стены вигвама, около которой волк грелся прежде, в лесу не было. Белый Клык проголодался и вспомнил, какие сочные куски мяса и рыбы перепадали ему от людей. Он впал в зависимость от своих богов и лишился части волчьей силы, в частности, разучился добывать себе корм.

Наступила ночь. Свинцовые тучи опустились низко над лесом, и пошел снег. Дерево, схваченное морозом, громко скрипнуло над головой. Белый Клык взвыл от страха и опрометью кинулся к поселку. Он почувствовал непреодолимую потребность в людском обществе, в защите, которую оно давало. Каково же было его удивление, когда он не увидел на прежнем месте знакомого поселка!

Белый Клык забыл, что люди ушли, и остановился на поляне в нерешительности. Бежать ему было некуда.

Белый Клык вспомнил, как индейцы спускали пироги на воду, и большими скачками понесся вдоль берега реки. Он бежал весь день, не останавливаясь на отдых. Ручьи и речки, впадавшие в Маккензи, Белый Клык переплывал или переходил вброд. Снег все падал, но это даже радовало его – ведь на снегу виднее следы, а Белый Клык очень надеялся напасть на след людей, своих богов.

Ему просто не пришло в голову, что пироги индейцев могут причалить к противоположному берегу реки.

Этой ночью Серый Бобер действительно решил сделать привал на дальнем берегу Маккензи, потому что дорога к местам хорошей охоты лежала в том направлении. К счастью, незадолго до темноты Клу-Куч заметила на ближнем берегу лося, который подошел к реке напиться. Серый Бобер уложил зверя метким выстрелом из ружья, причалил к ближнему берегу и устроил привал.

Наступила ночь. Снег повалил сильнее. Пробежав много километров и изранив лапы, Белый Клык, тихо повизгивая на ходу, напал на свежий след. Он сразу узнал его и обрадовался. Молодой волк повернулся спиной к реке и бросился в лес. До ушей его донеслись знакомые звуки. Он заметил пламя костра, Клу-Куч, которая готовила ужин, и Серого Бобра. Хозяин присел у огня на корточки и жевал кусок сала.

Белый Клык ожидал справедливой расправы, боялся побоев и знал, что их не избежать. С другой стороны волк знал, что, после того, как его накажут, он будет греться у костра и есть свежее мясо, которое дадут ему боги.

Белый Клык лег на брюхо и пополз к костру. Серый Бобер заметил своего волка и перестал жевать сало. Белый Клык медленно двигался прямо к хозяину и, наконец, лег у его ног.

Серый Бобер понял, что отныне волк добровольно предался ему телом и душой. Он поднял руку над головой Белого Клыка. Тот съежился, готовясь принять удар. Но удара не последовало.

Белый Клык украдкой взглянул вверх. Серый Бобер разорвал сало на две части и протянул ему половину. В жизни молодого волка еще не было куска слаще, чем этот.

В середине декабря Серый Бобер, Ми-Тса и Клу-Куч отправились вверх по реке Маккензи. Сани Серого Бобра везли старые, опытные собаки. Во вторые сани, поменьше, были впряжены молодые псы, которыми правил Ми-Тса. В этой упряжке оказались подросший Лип-Лип и Белый Клык. Белый Клык раньше не раз видел ездовых собак, поэтому не стал сопротивляться, когда его поставили вместе с ними.

Обе упряжки были запряжены так называемым веером. У такого способа было очевидное преимущество: разная длина веревок мешала собакам, бегущим сзади, кидаться на передних. Главное же заключалось в том, что, стараясь напасть на перед них собак, задние налегали на постромки, и чем быстрее катились сани, тем быстрее неслась преследуемая собака.

Ми-Тса не скрывал своей радости от того, что исполнял взрослую мужскую работу. Паренек давно заметил, что Лип-Лип, у которого раньше были другие хозяева, не дает прохода Белому Клыку, и пытался защитить своего волчонка. Теперь Лип-Лип принадлежал Серому Бобру, и, решив отомстить забияке, Ми-Тса сделал Лип-Липа вожаком в упряжке. Чести в этом было мало, потому что вожака ненавидели и преследовали все собаки, недовольные привилегированным положением Лип-Липа.

Чтобы усилить эти враждебные чувства, Ми-Тса стал нарочно отличать Лип-Липа перед всей упряжкой и возбуждать в собаках ревность к вожаку. В присутствии всей своры Ми-Тса кормил его мясом, при этом никому другому еды не давал. Собаки приходили в ярость и готовы были, представься такая возможность, разорвать вожака на куски. Так однажды и произошло. Вся свора, выждав момент, когда никого из хозяев не было поблизости, налетела на Лип-Липа, и тот обратился в позорное бегство. Он уже не вернулся к Серому Бобру, пустившись бродяжничать по лесу.

– Лип-Лип исчез, – поведал Ми-Тса отцу. – Наверное Белый Клык будет вожаком.

– Собаки его ненавидят, – покачал головой Серый бобер. – Он слишком угрюмый. Всех кусает.

– Это он уважения требует, – усмехался Ми-Тса.

Белый Клык назубок знал закон: притесняй слабог о и подчиняйся сильному. Он быстро съедал брошенный ему хозяином кусок и оглядывался по сторонам. Если кто-то из собак к тому моменту еще не кончил есть, Белый Клык отбирал чужое мясо.

Белый Клык никого не любил, даже Серого Бобра. Он признавал хозяина богом, но богом жестоким. Его власть основывалась на умственном превосходстве и на грубой силе.