Печальная история с дядей Иосифом не могла не вызвать глубоких потрясений и переживаний в семье Фрейда. Седина Якоба могла быть вызвана как тем, что его потрясло наказание младшего брата (десять лет каторги), так и упреками в свой адрес, основанными на ощущении собственной вины. Он не только не остановил брата от преступной деятельности, но и, возможно, пользовался его щедростью, когда у того были деньги. Отец Фрейда мог не знать о преступных деяниях своего младшего брата, но вряд ли у него не возникало сомнений по поводу проявляемой им щедрости в то время, как он был не менее беден, чем Якоб.

По-своему переживал эту историю и будущий основатель психоанализа. К тому времени он был учеником гимназии, куда поступил в возрасте девяти лет. Можно понять, какие переживания выпали на долю блестящего ученика, зарекомендовавшего себя в гимназии с лучшей стороны, но опасающегося, что история с дядей Иосифом станет известной его товарищам и учителям.

Находиться в родственных связях с преступником, осужденным на десять лет за мошенничество, – не то положение, которым может гордиться ученик гимназии. Скорее напротив, он может испытывать чувства стыда от родства с мошенником, страха за свое будущее, если откроется семейная тайна, и враждебности по отношению к «дураку», который своими преступными действиями поставил под сомнение репутацию честной семьи Фрейда.

По всей видимости, эти переживания сохранились в душе Фрейда на долгие годы. Во всяком случае, его воспоминания о печальной истории с дядей свидетельствуют о том, что спустя три десятилетия он все еще испытывал досаду и обиду на «дурака».

Так, рассматривая вслед за Фрейдом приведенное им сновидение о своем дяде, трудно отделаться от впечатления, что в интерпретации этого сновидения не все до конца прояснено.

У основателя психоанализа не было желания истолковывать это сновидение. Внутреннее сопротивление мешало осуществлению анализа. Ему удалось преодолеть нежелание истолковывать сновидение. Но сопротивление все же не исчезло бесследно. Оно дало знать о себе в форме проявления «искаженной памяти», что вызвало у Фрейда необходимость в использовании подстрочника к основному тексту.

В подстрочнике он проясняет вопрос о том, что у него был не один дядя, хотя ему хотелось сказать самому себе, что имелся всего лишь один, фигурировавший в сновидении дядя Иосиф. Здесь же содержится высказывание о дяде, которого он любил и уважал. Но это высказывание имеет налет двусмысленности, так как при первом прочтении трудно понять, о каком дяде идет речь.

Если любовь и уважение относятся к дяде Иосифу, то это вступает в противоречие с содержащимся в основном тексте последующим высказыванием Фрейда:

«К своему дяде Иосифу я, конечно, нежных чувств никогда не питал».

Если любовь и уважение относятся к другому дяде, то тем самым подтверждается мысль, высказанная в основном тексте (никогда не питал нежных чувств к дяде Иосифу), но это плохо согласуется с рассуждениями о «нежном контраффекте», имеющем свой исток в детстве и свидетельствующем, по аналогии с племянником Джоном, о наличии у маленького Фрейда чувства любви к дяде Иосифу.

Вряд ли Фрейд никогда не питал нежных чувств к дяде Иосифу. Скорее всего, в детстве у него были такие чувства. Но они изменились после совершенного дядей преступления, которое осуждалось всей семьей.

Если к племяннику Джону Фрейд испытывал одновременно двойственные чувства (дружеские и враждебные), то первоначальное чувство нежности к дяде Иосифу сменилось окончательной враждебностью к «дураку» и преступнику, который мог своей репутацией каторжника испортить карьеру блестящего ученика, подающего надежды студента, имеющего частную практику врача и основателя психоанализа.

Отсюда нежелание Фрейда анализировать приснившееся ему сновидение о дяде. Отсюда его стремление при анализе сновидения как бы убедить себя в том, что он никогда не испытывал к нему нежных чувств.

Отсюда и усиление действенности модели «друг – враг», когда последующие установления дружеских отношений с мужчинами (особенно с коллегами по работе) завершались чаще всего преобладанием враждебных чувств к ним.

Чтение художественной литературы было одним из любимых занятий Фрейда. Начиная с отрочества подобное занятие стало неотъемлемой частью его жизни.

Он любил дарить книги своим близким, друзьям и сам с удовольствием получал подобные подарки.

Как старший брат, Фрейд давал своим сестрам советы относительно того, что следует им читать в соответствующем возрасте, а от знакомства с какими романами, например Бальзака и Дюма, следует пока воздержаться.

Проявившееся в детские и юношеские годы пристрастие к художественной литературе сохранилось у него на всю жизнь. Приходится только удивляться тому, как, будучи столь занятым своей исследовательской и терапевтической деятельностью, он умудрялся находить время для чтения художественных произведений.