19 марта главной новостью всех федеральных СМИ стал приговор «группе аферистов», торговавшей поддельными спецномерами и разрешениями на установку спецсигналов. Слава, как паровоз, получил семь лет, Яковлев – пять лет и один месяц, Иванов – два года, Тарасов – пять с половиной, Шапатин – два с половиной, Моторико – четыре года.

Шер вернулся мрачный, но с гордо поднятой головой. Этот удар он выдержал достойно, хотя тюремная семилетка в его планы явно не укладывалась. Первые несколько дней после приговора он выговаривался: костерил судью, мусоров и подельников, подбадривал себя перспективами условно-досрочного освобождения и неизбежностью свободы.

Я залез в текст приговора. Логика и русский язык у судьи Тимирязевского райсуда Л.А. Дубовской были явно не в чести. Приведу лишь некоторые выдержки, естественно, сохраняя оригинальную орфографию и пунктуацию: «…На первоначальном этапе судебного разбирательства, Гаспль В.И., так же как и в ходе предварительного следствия он пояснял, что паспорт на фамилию матери – Шер, был приобретен за 5000 рублей у станции метро Маяковская, согласно информации полученной из газеты <…>. В последующем Гаспль В.И. в этой части изменил показания и поясняя, что паспорт получал в паспортно-визовой службе, не заходя в помещение, поскольку форму № 1 вынесли ему на улицу и там он прописался <…>. Гаспль В.И. <…> виновны… а также подделке, официальных документов, представляющих права в целях их использования, и сбыте таких документов <…> Гаспль через неустановленного следствием лица изготовил поддельное удостоверение помощника министра внутренних дел…»

Внутреннее напряжение и злобу Слава снимал, подтравливая Заздравнова с изяществом маститого психолога и просчитанным риском дрессировщика хищников. Благо и повод выдался подходящий. У Леши кончились сигареты, а ларек, где можно было бы потратить казенную тысячу, не предвиделся.

– Слава, у меня куреха закончилась, – сообщил Космонавт соседу, точно зная, где можно разжиться табачком. – У тебя есть сигареты?

– Есть. Целый баул. Вон, под шконкой стоит, самый жирный. «Мальборо», «Кент», «Парламент», – потер руки мошенник.

– Дай мне… пару блоков, – растянуто произнес Космонавт, соображая, не продешевил ли он в просьбе.

– Дай уехал в Китай, с Ярославского вокзала, поезд «Москва – Пекин».

– Тебе что, жалко? – Леха шутливо пристыдил Шера, до конца не осознавая серьезность отказа.

– При чем здесь жалко – не жалко? С чего это я тебе должен что-то давать?

– На «общее» же выделяют сигареты, – улыбка на лице Заздравнова стала трансформироваться в звериный оскал.

– Сам-то понял, что сказал. Где ты и где «общее»?! Общее – на «Матросской тишине», а здесь 99/1.

– Я тогда сам возьму. – Космонавт подступил к заветному баулу.

– Объявим тебя крысой, пустим прогон соответствующий.

– Выходит. – Леха решил выкрутить ситуацию на свой лад. – Что ты мне, правильному пацану, отказываешь в нужде?

– Во-первых, – Слава был неумолим. – Правильный пацан – это не профессия. Во-вторых, в этой жизни за все надо платить и все надо зарабатывать.

– А что ты хочешь? – недоверчиво скосил взгляд на табачный склад разбойник.

– Надо подумать, – цинично скривился мошенник. – К примеру, самое легкое – на вечерней проверке сломай нос дежурному помощнику, два блока твои.

– Хорош ерунду говорить. – Леха угрюмо потупился в матрац.

– Ладно, черт с тобой… просто отними у него фуражку.

– Я же в карцер сразу поеду.

– Не сразу и с двумя блоками «Парламента». Согласен? Если да, то один блок могу прямо сейчас тебе авансом выдать. – Слава расстегнул на сумке туго стянутую молнию, обнажив разноцветные края фирменных коробок. – Но, если фуфло двинешь, то не обессудь. Сам знаешь, фуфлыжник – хуже пидараса.

– А-а-а, – простонал Заздравнов.

– Поражаюсь, – Шер застегнул молнию. – Как ты, такой слабоочковый, замочил кого-то. Фуражку у мусора отнять и то не можешь.

– А ты можешь?! – взревел Леха.

– А я не курю. Кстати, стрелочник от фуфлыжника мало чем отличается, – ворчал Шер. – Еще боксер! Слушай, а ты боксер, который дерется или который в ж……?

Заздравнов был раздавлен в полное ничтожество. Он хотел и мог разорвать Шера, но этим Леха лишил бы себя последнего шанса получить курево. Столь паскудный мотив заставлял Космонавта лебезить перед «журналистом-международником».

– Слава, выдели хотя бы пачку. Будешь моим лучшим другом.

– Лучший друг – это тумбочка. А у тебя, как у латыша, только хрен да душа. Даже покурить нет.

Леша выдохся, сник и пошел чистить зубы. Он с трудом дождался завтра. Пепельно-бледный, с опухшими от бессонницы глазами, но с выражением детского счастья на лице, он шел на допрос в расчете выклянчить у следаков пачку, а то и две никотиновой радости.

Не став дожидаться сокамерника, мы с Шером сели обедать: остатки курицы, которая накануне зашла Славе, немного сыра и положняковая ячка на гарнир.

Леша вернулся в невменяйке: глаза горели, тушу трясло, словно в лихорадке, говорить связно он не мог, лишь давился матом. По ходу выяснилось, что целых три пачки дьютифришного «Мальборо», которые щедро сцедил следак за очередные «разоблачения» Космонавтом своих бывших товарищей, выводной от-шмонал у Леши на обратном пути.