Шрифт:
– Вне всякого сомнения!
– И знаешь, когда ты ушел с таким видом, будто не хочешь увидеть меня снова, это было просто ужасно!
– Я и не хотел иметь с тобой ничего общего. В то время я был шестнадцатилетним мужчиной и ты была для меня слишком маленькой.
– Что же заставило тебя передумать?
– Знаешь, когда я попрощался, ты широко улыбнулась и сказала: «До скорого». Что же мне было делать?
– Надо же! А помнишь, Карл, как в то воскресенье мы весь день ездили туда и обратно на пароме Статен-Айленда, заплатив всего один раз? И у нас была коробка крекеров, которые мы бросали чайкам, а они весь день летали за нами туда и обратно?
– А ты помнишь, Анни, то воскресенье в Кони-Айленд?
– Еще бы! Мы лежали на песке, лицом к лицу, и смотрели друг на друга.
– Нам пришлось лежать на песке. Если бы мы сели хоть на секунду, какая-нибудь парочка плюхнулась бы на наше место и нам бы пришлось сидеть спина к спине с незнакомцами. Просто кошмар!
– Но там был океан.
– Наверно, был. Я слышал его, но не видел. Столько народа!
– Карл, держу пари, что есть одна вещь, которую ты не помнишь. То воскресенье, когда мы просто гуляли по Манхэттену. Мы переходили улицу на углу Бродвея и Сорок второй улицы, и ты сказал, что если я действительно тебя люблю, то поцелую при всех, прямо на Бродвее.
– И ты поцеловала! Ну и смутился же я тогда!
– Лгун! Что бы еще такое вспомнить? Дай-ка мне подумать минутку, Карл.
Карл тоже вспоминал. Он думал о темных вестибюлях Бруклина. Вечер с ней всегда возбуждал его физически. Пожатие руки; ее бедро, тесно прижавшееся к его бедру в кинотеатре или трамвае; поцелуй украдкой на темной улице; робкое прикосновение к ее груди в темном кинозале. И отчаяние в конце вечера… он тащит Анни в темный вестибюль, чтобы страстно обнять… вечно на нервах, опасаясь, как бы кто-нибудь не вошел или не вышел из дома. Карл покачал головой, вспомнив все это.
– О чем ты думаешь, Карл?
– О том, как мы никогда не были одни, потому что нам негде было побыть одним. Наши нежности и поцелуи на людях: на улице, в метро, в трамваях, кинотеатрах, парадных… Всегда как какие-нибудь звери, которые ищут темного угла…
– Но мы были не единственные, Карл. У всех так было. Даже у людей постарше, которые как-то странно смотрели на нас, когда мы целовались на улице. В свое время и они так делали, только не помнили или не хотели помнить.
– Нет, они не делали ничего подобного.
– О, Карл, люди есть люди. Даже дети. И я бьюсь об заклад, что и здесь люди так же целуются украдкой, как мы.
– Но есть разница, любимая. Конечно, здесь тоже целуются, обнимаются, ухаживают – назови это как хочешь. Но тут есть стадион, куда можно пойти ночью и побыть наедине в темноте. А в теплую весеннюю ночь можно взять напрокат лодку на двоих.
– Да, здесь действительно все иначе. Странно! Человек живет по-своему и думает, что все живут так же. А потом он уезжает куда-то и видит, что можно жить по-другому.
Еще одна сигарета, еще одна пауза в разговоре. Затем со стадиона донесся приглушенный шум.
– Наверно, мы выигрываем, – сказал Карл.
– О, ты имеешь в виду матч.
– Анни! – Он взял ее за руку. – Может быть, ты не знаешь, что тебя ждет. Не исключено, что будет очень туго.
– Я к этому привыкла, Карл.
– Может случиться так, что мы не будем знать, где взять денег на следующий обед.
– Если я поступлю на службу, тогда нет.
– На это нельзя рассчитывать. Рассчитывать на работу. Что-нибудь может произойти.
– Ты имеешь в виду ребенка? О, мы как-нибудь справимся. Ведь я буду его кормить, и нам не понадобятся дополнительные деньги на его питание.
– Все не так просто. Мы не можем сразу же завести ребенка, любимая.
– Но я не знаю, как этого можно избежать.
– Я тут поспрашивал и выяснил, так что обо всем позабочусь. Мне просто хотелось, чтобы ты знала, почему мы не можем иметь ребенка.
– Тогда незачем об этом беспокоиться. Первым делом я поступлю на работу.
– И пополнишь собой список женщин, которые обеспечивают мужа, пока он учится в колледже.
– А что в этом плохого?
– Мне это не нравится.
– Карл, я привыкла работать. Я работаю уже четыре года. И ради чего? А теперь я кое-что за это получу.
– Нет, получу я. Я получу степень юриста. Но что получишь ты?
– Обеспеченное будущее для моих детей. Их отец будет юристом.
– Но что получишь ты?
– Я уже получила. Я здесь, в этом чудесном месте, с тобой. Я уехала от… – Она чуть не сказала: «От моего отчима». – Оттуда, где я была. О, я уже получила так много!