Когда я свернул на улицу Чехова, следуя за толпой из опустевшего автобуса, то не узнал ее. Банальный словесный штамп, но как иначе описать то, что предстало моим глазам.

Все тополя исчезли, не осталось даже пеньков, редкие газоны, не закатанные еще в асфальт, покрывала хилая травка мутно-зеленого цвета. Проезжая часть улица расширилась метра на два с каждой стороны, оставив лишь узкий тротуарчик пешеходам; вдоль по ней, в обе стороны лился бесконечный поток автотранспорта; чтобы перейти на противоположную сторону мне пришлось ждать несколько минут хоть какого-то просвета в потоке и едва не бросаться под машины, рискуя тут и закончить свое путешествие. В конце улицы возвышались башенные краны, возводившие разом несколько многоэтажек из грязно-серых бетонных плит, подъезжавшие то и дело панелевозы долго протискивались в узкие ворота стройки под гвалт гудков шоферов, раздраженных медлительностью строителей. Неудивительно, что автомобильная пробка росла с каждой минутой, перекрывая улицу из конца в конец, заполняя ее гарью.

Надо же, и все это произошло в какие-то два месяца. Недоумевая, я свернул в Коптевский переулок.

И он тоже! Стройка, развернутая по обе его стороны, сразу за первыми домами, грохотала вовсю. Поясняющий суть действий строителей плакат, возвещал, что на той стороне, где находится дом Андрея, возводится жилой комплекс с подземным гаражом на полтысячи машин и офисное здание, для заказчика с непроизносимой аббревиатурой. Элитный дом только начали закладывать, из вырытого котлована виднелись верхушки четырех копров, одновременно и со страшным металлическим грохотом, от которого у меня заложило уши и закружилась голова, вгоняли многометровые сваи в глинистый грунт. С той стороны, где я шел, тротуар остался за забором, так что мне волей-неволей пришлось месить грязь, натасканную самосвалами из котлована и, прижимаясь к бетонным плитам ограды, уступать дорогу бесчисленной строительной технике, сновавшей туда-сюда. Но переходить не имело смысла, противоположный тротуар и вовсе превратился в стоянку замерших в очереди платформ со сваями.

Не представляю, как Андрей живет среди такого грохота и в непроходимой грязи. Может, решил уехать на время из города, куда-нибудь на природу? Кажется, не он ни разу говорил мне о даче, впрочем, мог снять ее на лето или, на худой конец, просто перебраться к знакомым. Странно только, что меня он ни о чем не предупредил.

Наконец, я добрался до конца стройки и тут только сообразил, что в своих размышлениях проскочил десятый дом по Коптевскому переулку, место обитания моего друга. Повернул обратно, досадуя на строителей, за столь короткий срок сделавших неузнаваемой привычную перспективу переулка.

И замер, не имея возможности даже пошевелиться.

Ноги сделались ватными, я почувствовал, что еще минута, - и попросту рухну посреди дороги, так и не в силах понять, осознать, поверить в случившееся.

Если бы не взревевший гудок "КАМАЗа" и не отборная ругань водителя, я точно лишился бы чувств.

А так я проворно отбежал в сторону, не обернувшись даже, лишь краем глаза увидев, как "КАМАЗ" проезжает мимо.

Дома номер десять те существовало более. Он исчез, испарился, растворился в воздухе, будто и не существовал никогда. А на его месте - я видел это сквозь сетку рабицы, коей была обтянута стройплощадка, - чахлый ЧТЗ разгребал разбитые бетонные плиты и стародавний строительный мусор, поросший невысокими осинками и березками, расчищая место для нового строительства.

Возле самых ворот стояли двое и, по очереди тыкая пальцами в схему участка, о чем-то активно спорили.

Не знаю, сколько я стоял и смотрел то на них, то на пыхтевший в отдалении трактор. Потом, немного придя в себя, вновь огляделся и, - ничего не поделаешь, - снова пришел к тому, что и прежде, буквально сокрушившему меня выводу. Затем нерешительно прошел на стройплощадку, направляясь к спорящим, точно корабль, увидевший сквозь бурю тусклый свет близ горизонта.

Они обратили нам меня внимание прежде, чем я добрался до них. И молча следили за моим приближением.

– Простите, - мысли сбивались, но они смотрели с видимым безразличием за тем, как я пытаюсь построить фразы, и это вселяло в меня призрак надежды.
– Простите... дом десять по этому переулку.... Не знаете, что с ним... стало?

– Десятый?
– переспросил один из строителей: план остался в его руке.
– Первый раз слышу.

– Он где-то здесь.... А вы давно тут?...

– С неделю. Послушайте, молодой человек, что за ерунду вы городите. Мы только строим десятый дом по Коптевскому, корпуса один и два.

– Но как же... я ведь был...

– Давно?
– не слушая моих слов, он отмахнулся.
– Знаете, я сам живу на Чехова. Пять лет как переехал. Но до сих пор никакого дома десять по Коптевскому не видел, да и не слышал о нем. Тут был пустырь до нашей стройки, все время, вы меня слышите? Бред какой-то. Да и зачем вам вообще понадобился этот дом?

– Но мой друг... он живет... жил в нем.

– Жил? В котором году вы в последний раз были у своего друга, это вы помните?

– Был здесь дом, - неожиданно вступил в разговор второй, - я помню, был. Старый такой, трехэтажный, начала века, с итальянскими окнами и маленькими балкончиками, так, да?

Я кивнул, мне казалось, слова второго строителя возвращают меня к жизни.

– Так уж простите, но его почитай, лет семь как нет точно. У меня дочь там комнату снимала...
– он запнулся и переменил и тему и тон.
– Долгонько вы о своем друге не вспоминали, долгонько. Переехал, небось, давно. А вы, что, соскучились по нему неожиданно? Или о дне рождения вспомнили?

На меня он смотрел ос скрытой издевкой во взгляде. Увязая в грязи, я поспешил прочь со стройплощадки.

Бежать от него, бежать прочь, неведомо куда, лишь бы не видеть трактор, разгребающий развалины на пустыре и не слышать его надсадного тарахтения, лишь бы забыть этот безумный разговор, вернуться вспять и не заходить в Коптевский переулок, позвонить Андрею и спросить, что за дурацкую шутку сыграла со мной наша недолгая, в общем, разлука. Он-то все объяснит, все разложит по полочкам, скажет, что да как. Он знает, он должен, должен...