Уже наступила зима; два года минуло с тех пор, как Годомир ускакал блюсти руины Златограда. С тех пор мало что изменилось в Фантазии, разве что сам Лютояр ожесточил сердце своё, затаив обиду на родню. И назвался он Хранителем руин, и набрал себе дружину отборных богатырей, включая Добрыню и Алёшу. И стерегли они пустые палаты, и менялись в дозоре, и в тягость это было Хранителям, потому что силушка их требовала выхода, а недругов прямо след простыл. Тогда обскакивали они годомировы владения в радиусе нескольких вёрст от Златограда, дабы быть начеку в случае чего, однако вылазки их заканчивались ничем.

А вот в другом кронстве, Тронне зима словно не уходила никогда — застряла она в тех и без того холодных местах надолго. Плотной белой пеленой покрыло каждую пядь того края, и завалило домики по крышу. И боязно было выйти в свет, хотя то был не свет, но тьма и мрак: чары висели над Абфинстермауссом, и над всей его округой, над скалистым ущельем одиноко и грозно возвышалась Чёрная башня; башня из прочного чёрного камня с винтовой лестницей внутри. Сыро и мрачно в Чёрной башне, страшно и зловеще тихо; и зоркое око падальщиков — вранов и гриффонов внимательно следит за каждым перемещением за сотни лиг от неё…

Обитала же в той зломрачной цитадели вот уже больше года злодейка Рагнильда; но всем казалось, что прошёл не год, а целая вечность, ибо натерпелись от неё троннары знатно. Но околдовала ведьма люд, очаровала, посему не поднимались бунты в кронстве. И прозвали люди Рагнильду Снежной королевой, потому что так и не пришла в этом году долгожданная весна.

Однако это было не единственным прозвищем коварной девушки: нарекли её люди Кровожадиной, потому что скупа она была по своей природе до невыносимости, и кровожадною весьма — так, по всему королевству был объявлен приказ умерщвлять всех новорожденных детей, имеющих какой-либо физический изъян; а всех уже живущих карликов и уродов велено было заживо сжигать в печи, дабы не обременяться их присутствием. Тем же младенцам, которые были здоровы, уготована была иная, не менее жестокая судьба: Рагнильда принимала ванну… наполненную их кровью; ещё горячей. А делала она так, поскольку боялась однажды состариться, хотя до этого было очень далеко.

И захватила королева полуостров Вуффел, отняв его у вульготона Тирания; и сдружилась со всеми троллями и великанами, и перешли все живущие там йнигг на её сторону. И вступила Рагнильда в их Чёрный круг, и читала древние свитки о Первом среди драконов. И издала несколько магических трактатов, и возжелала большего.

И окружила себя троннская кронинхен звездочётами, знахарями, хиромантами и прочими сомнительными лиходеями, и всячески покровительствовала им, развивая в королевстве как науки, так и лженауки. И занималась она усиленно алхимией, и при помощи философского камня умудрилась получить из свинца золото. И дурили на ярмарках народ подосланные Кровожадиной гадалки.

И купалась порой в Чёрном пруду, несмотря на погоду, и пила на ночь кровь единорога. И клала на веки дольки огурцов, и совершала моцион живой водой. И чтобы кожа была бархатною и шелковистою, теребила её Рагнильда лунным камнем.

— Свет мой, зеркальце, скажи: кто на свете всей красивей, всех румяней и милей? — Мурлыкала Снежная королева.

— Всех мудрей ты, госпожа! — Молвило волшебное зеркало.

— Я спросила «кто красивей», а не «кто мудрей»! — Разозлилась Рагнильда.

— Красивей всех Майя, твоя младшая сестра. Не то, что во всём королевстве — во всей Фантазии не сыскать такую. — Вздохнуло зеркало.

— Проклятье! — Рявнула на всю Чёрную башню ведьма и со всей силы швырнула зеркальце оземь; и грохнулось оно, и рассыпалось на мелкие кусочки. — Противная стекляшка! Как ты можешь говорить о той, которой нет сейчас в мире живых?!

И спустилась Рагнильда в темницу, и вот: лежит там богато украшенный чёрный гроб, а в нём — Майя, и нет на ней лица, и глаза сокрыты. Однако не исчез румянец на щеках, и кровь не отхлынула от уст. И стерегут Майю тетралаки, четырёхглавые волки.

И воспылала она к сестре своей ненавистью великою, и прокляла её трижды. Но не сняла отчего-то чар, и не убила ту во сне. Не поднялась у Рагнильды рука на Майю: три раза заносила она карающую длань — и все три раза опускала мимо. Привыкшая убивать, убийца собственного отца, Рагнильда словно трусила брать ещё один грех на душу; но это всё потому, что дух добрый витал в воздухе и не давал злодейке завершить начатое.

И поднявшись по кручёной лестнице обратно, уселась Рагнильда и сказала:

— Эта от меня никуда не денется в любом случае; мне бы найти Хельгу и изничтожить её! Ох, мне б до неё добраться; тогда схвачу я её, и отведу к своим стражникам. И пустят они её по кругу, а я буду смотреть и ухмыляться, смотреть и ухмыляться, смотреть и ухмыляться, ах-ха-ха-ха-ха-а…

И вспомнилось Рагнильде, как гуляли они в детстве с Хельгой в одной чаще зимой, когда хозяйничать в доме и накрывать ужин выпал черёд Майе. Там на опушке явился им старик Мороз и пообещал сундучок с подарками, если они помоют посуду у него в домике. Хельга сразу же принялась за работу, а её, Рагнильду у тёплой печи так сморило, что сама не заметила, как глядела десятый сон. И всё уже было вылизано дочиста Хельгой, и вручил ей Морозко леденцы да ткани всякие, а ей, Рагнильде, чан с мусором.