На самом деле мне было прекрасно известно место нахождения гитары, вот только достать инструмент без участия маман было невозможно. Хотя бы потому, что около года назад, она вызвала мастера, который и встроил кодовый замок в дверь шкафа. Именно за этой дверь хранилась моя подружка. Раз уж выбора не осталось, пришлось воспользоваться привилегиями дочери директора и играть на здешних инструментах.

Так как студенческий совет нашего университета частенько сидел в актовом зале и решал какие-либо проблемы, ключ от него давали каждому встречному-поперечному. Ну, а уж мне никак не могли отказать, пусть даже знали, что сейчас в зале находится достаточно дорогое оборудование. На вахте сидел пожилой добрый мужчина, который вот-вот собирался уйти на пенсию. Жалко, но что поделать.

— Можно, пожалуйста, ключик от актового, — вежливо попросила и улыбнулась старичку, который, покопошившись в выдвижном ящике, протянул мне вожделенный предмет с понимающим напутствием:

— Опять пары прогуливаешь? Ох, уж расскажу же я твоей матери всё! Вот как только соберусь на пенсию, так и расскажу! — засмеялся мужчина. Всё дело в том, что вряд ли он мог рассказать что-либо. Во-первых, ключи студентам на руки не выдавались. Он же нарушил правило. Во-вторых, пенсия пенсией, но она должна была наступить у Виктора Семёновича не так скоро… пока не уволят.

— Не-ет, — удовлетворённо протянула, — сегодня просто хочу подумать.

— Ну, думай, — закивал он седой головой и снова уткнулся глазами в книгу. Я же медленно пошла в сторону актового зала.

— Испепелив все чувства, брошу их на ветер, — отчётливо начала, представляя ревущую толпу, адреналин в крови и самый настоящий концерт, чему сбыться не было суждено. Чувства переполняли только лишь от того, что я тут придумала.

— Ты мои слёзы так и не заметил, — села на край стула, который стоял около микрофонной стойки у самого края сцены.

— Распавшись на осколки темноты,

Вновь перейдём беспамятно на «ты», —

резко встала, подошла к небольшой трибуне и выдохнула.

— Разрушив стены этой слепой веры

Не выдержали оба, но ты первый, —

резко махнула рукой в пустоту, с горечью опустив глаза в пол. М-да, театр по мне плакал. Впрочем, как и психбольница…

— Убей любовь, сломай мечты словами,

Разрушь всё то, что было между нами.

Внутри осталась только боль тупая,

Я отойду опять, дорогу уступая, —

отошла на шаг к стене и широко махнула рукой, который любой человек принял бы за простой жест пофигизма. В моём же понимании, именно так нужно прощаться.

— Уйди, прошу, сотри из памяти отрывок,

Сомни на сотый раз счастливый снимок.

Всё кончилось быстрее, чем хотелось,

Нужно иметь недюжинную смелось,

Чтоб просто без истерик разойтись,

Начать главу с названьем «просто жизнь».

Суметь вторую половинку потерять

И попытаться душу воскресить опять…

В конце зала что-то упало. Резко обернувшись и вглядевшись в полумрак (свет я включила лишь на сцене), поняла, что просто из соседнего кабинета кто-то вышел и слишком громко хлопнул дверью. «Ну, слава богу, что не мать пришла на переучёт музыкальных инструментов! Кстати, о наболевшем… Нужно хоть чуточку поиграть на гитаре, а то скоро начнётся ломка.» Я подлетела к музыкальным инструментам, аккуратно взяла акустическую гитару, покоившуюся около стены, погладила инструмент, провела рукой от верхушки грифа до середины корпуса, и села прямо на пол. Было плевать, что грязно и негигиенично, зато меня переполняло счастье. Отвернувшись к стене, пробежала пальцами по струнам, извлекая первые звуки для пробы, чуть настроила инструмент под себя и свой голос, а потом уже немного осмелев, запела:

Теперь я свободна, теперь я одна.

Ты забрал мои страхи, унёс их с тобой.

Слеза испарилась, она не видна,

И нет ничего, ты украл мою боль.

Слегка старомодна, немного груба,

Иду против мира на памятный бой.

Нет слёз, видно плакать уже не судьба,

И нет ничего, ты забрал мои чувства с собой.

Петь приходилось достаточно тихо, но с надрывом, выплескивая все чувства и освобождаясь от некого камня на душе. Будто бы стало легче. Появлялась некая иллюзия, что всё хорошо, что я действительно была несчастно влюблена, а теперь освободилась от обременительных отношений. Чувствовала это каждой частичкой своей души и представляла, как ухожу от какого-нибудь красивого парня, а он… нет, не умоляет остаться, а просто не даёт уйти. Это, конечно же, в идеале. На самом деле я уходила, гордо вскинув подбородок, но при этом опустив плечи и бормоча различного рода ругательства, а парень, тот, что представлялся мне рыцарем на белом коне, кричал бы на всю улицу, какая же я стерва и уродина, насколько я тупа и некрасива, насколько бездарна и беспомощна. Больно было бы слышать такие слова, зато это более правдоподобный вариант, нежели первая сказка. Хотя эмоций от представления первого варианта всегда испытывалось больше, чем от второго.

Только завершила свое мини-выступление, пробежав еще пару раз по струнам, и вздохнула, как из зрительного зала послышались скудные аплодисменты.

На ступенях стояла Светка Железнова. Тёмно-рыжие волосы до лопаток выстрижены модным когда-то каскадом, прямой аккуратный нос, загорелая кожа, чуть раскосые карие глаза, пухлые губы, размер груди не меньше третьего, стройная и желанная, отличница из другой группы, активистка, «красавица, комсомолка» и просто умница. Так мог бы описать эту пай-девочку каждый, встретившийся в университете человек. Я являлась полной противоположностью Светки: кожа светлая (хотя некоторые черты лица даже похожи), грудь второго размера (сказано с огромной натяжкой), рост совсем не модельный, слегка худовата, популярностью у противоположного пола совсем не пользуюсь, в семь цветов радуги не крашусь (впрочем, и она косметикой особо не злоупотребляла), платья, юбочки-мини и облегающие кофточки с большим вырезом тоже не ношу. Лично мне она ни капли не нравилась, слишком уж правильная, строила из себя постоянно девочку-колокольчик, а на самом деле кактус, у которого на иглах цветные бумажные листики. Это всё мишура.