Шрифт:
– Да, непонятны просто действия руководства, которое выставило ребят молодых и не давало ничего им делать. Даже, по сути, защищаться. Они просто стояли. Вам не кажется это странным? Почему так происходило? Вы обсуждали это в прокуратуре, хотя бы между коллегами, почему так позволяют убивать людей?
– Это, конечно, обсуждали с коллегами, и в прокуратуре, и за пределами прокуратуры. И надеялись только на одно: что вот завтра что-то изменится. Вот завтра эти ребята нас защитят. Вот завтра. Но была ошибка одна: уже допустили эти радикальные силы в Киев. И в Киеве настроение у людей совершенно иное. Я, когда приехала за своими вещами в Киев, все киевляне, с которыми я встречалась, – таксисты, – они мне сопереживали. Они говорят: а вы откуда? Я говорю: из Крыма. Ах, боже мой, так вас же захватили! Я говорю: да нас не захватили. Это, ребята, вас захватили. В Крыму – это волеизъявление народа.
– То есть большая часть в Киеве вот такое настроение сейчас создалось?
– Да.
– Но это же какое-то зомбирование людей.
– Это зомбирование. Это зомбирование. Они все под каким-то гипнозом. Вот действительно поменялись понятия добра и зла. Люди забыли, люди забыли свою историю. А кто не забыл, тот делает вид: да ладно, ну то прошло. Что было, то прошло, мы сейчас живем. Главное, чтобы не было войны. Это неправильно.
– Это неправильно, я согласен.
– Крымчане, это неправильно.
– Вы официально уволились или вы просто выехали из Киева – и всё?
– Официально я не увольнялась. Меня, по всей видимости, уже уволят. Поэтому я это понимаю.
– Вот в таком вы качестве.
– И даю отчет своим действиям. Возвращаться туда я не буду.
– А кто сейчас возглавляет прокуратуру Украины?
– Прокуратуру Украины, генеральный прокурор Украины – это Махницкий. Дело в том, что нам его представили как… он работал два с половиной года следователем в прокуратуре Львовской области, где-то из районов. Я точно не знаю.
– То есть, как коллегу вы его не знаете?
– Нет, я его не знаю как коллегу. Вот, поэтому… Поэтому охарактеризовать как человека, с которым проработала определенный период времени, не могу.
– Ну понятно.
– Ну, он еще не генеральный прокурор.
– Он и. о.?
– Он исполняющий обязанности. И, кстати, опять-таки, впервые как-то так у нас в стране получается, я не знаю, какое это правовое поле, что исполняющий обязанности президента назначает исполняющего обязанности генерального прокурора. Это как-то тоже особо не вписывается в правовое поле. Точно так же, как и мирная демонстрация, которая поубивала наших солдат. Когда 18 февраля сыпались трупы один за другим. И никто этого не видел. И та власть, которая сейчас руководит нашей страной, они стояли на майдане и кричали. Тот же министр, нет, не министр, председатель РНБУ, да, председатель РНБУ, его голос у меня до сих пор в ушах звенит.
– Это вы…
– Он очень громко кричал: «Левая сотня – направо, правая сотня – налево».
– Порубий?
– Порубий, Порубий, да. Это тоже все слышали.
– Ну, это да, это руководитель военной части Майдана. Да, он действительно руководил вот этими вооруженными группами.
– Он стоял на Майдане и указывал, это то, что я слышала, и указывал, куда какая сотня идет.
– Воевать.
– Да, воевать! Это как? Это в правовом поле? Вот скажите, дорогие граждане, украинцы, крымчане, какое это правовое поле? Когда убивали, я повторюсь, прошу прощения, убивали наших солдат, когда по центру Киева шли с факелами, зажженными факелами. Впереди портрет Степана Бандеры, били красивые гостиницы, которые расположены в центре Киева. И чему-то радовались. Чему радоваться, скажите? Мир перевернулся просто. Это не нацизм?
– Алло, говорите, пожалуйста. Слушаем вас, звонок.
– Добрый вечер. Меня зовут Сергей Владимирович. У меня к Наталье Владимировне такой вопрос. Наталья Владимировна, вы готовы дать присягу крымскому народу служить на пользу крымского народа? И второй вопрос. Как вы относитесь к своим коллегам прокурорам и работникам милиции крымской, которые до сих пор не дали такую присягу крымскому народу на верность ему?
– Спасибо за вопрос. Я, вы знаете, я хочу выразить благодарность правительству Крыма за то, что они нашли в себе мужество, патриотизм и не собрали вещи, не уехали куда-то за границу, ну, как многие делают – убежать из страны и жить себе спокойно, в красивой обстановке, – а заступились за нас, за народ. И я увидела надежду, что здесь, здесь люди, вроде бы все хорошо, люди встали, люди отстаивают свою точку зрения, молодцы, не предатели.