Появился Атос и долго и нежно приводил ее в норму. И она спросила: «Кто у тебя был?» «Никого». «Но я же слышала. И кто-то заглядывал сюда». «Тебе привиделось. Это глюки». И Маша поняла, что это действительно была галлюцинация.

Потом ее рвало еще и еще, и она плакала, а Атос ухаживал за ней. Потом он вытер ее огромным полотенцем и укутал в свой махровый корейский халат. Потом он заставил ее проглотить две таблетки аспирина и напоил крепким-прекрепким чаем, от которого во рту стало горько и вязко. И хоть ее и начало знобить, ей стало намного лучше. А потом он налил себе и ей по пятьдесят граммов коньяку. Она пить не могла, но Атос сказал, что нужно, и она, давясь, выпила. И вправду ей снова стало совсем хорошо, знобить перестало. И Атос включил тихую музыку.

От выпитого сегодня алкоголя и пережитой психической нагрузки все ее чувства были слегка притуплены, но несмотря на это, с ними случилась такая сумасшедшая, такая красивая ночь, после которой женщина может чувствовать себя счастливой целую неделю.

И она чувствовала себя счастливой целую неделю. К тому же после этой ночи было еще и утро, и была еще следующая ночь, а за ней – другая. Они отдыхали на всю катушку, но без напряжения, которое, случается, возникает у того, кто решает отдохнуть «на всю катушку». Они объехали все лучшие питерские рестораны, они гуляли по ночному городу и курили, кидая огоньки окурков в темную маслянистую Неву. Они взахлеб рассказывали друг другу о своих чувствах, делясь маленькими секретами собственной физиологии. А после проверяли все это на практике, занимаясь любовью в самых неожиданных местах, где, всегда врасплох, заставал их щекочущий магнетизм взаимного влечения.

Легко на душе у нее было еще и потому, что Атос, не особенно утруждаясь, решил ее проблему с отцом. Неизвестно где и за какую цену добыл он бумагу с солидной подписью и круглой печатью, в коей удостоверялось, что Маша является работником совместной франко-советской фирмы «Кристиан Диор в России».

Наиболее охотно люди верят самым беспочвенным и невероятным выдумкам.

– Шеф говорит, что мой папа – ювелир, – объявила она отцу, вручая бумагу; самое удивительное, что при этом она испытывала искреннюю гордость, – на моей внешности фирма зарабатывает миллионы. Ну и мне кое-что перепадает.

– Что только они находят в такой кобыле? – откликнулся отец, вертя в руках фирменный бланк. – Я так понимаю, что натурщица, или, как сейчас говорят, «модель», должна быть сексуальна. А ты?.. Клубника со сливками. – Но было видно, что ему приятно, да он и сам знал, что дочь у него красивая. – Тебя уже где-то печатали?

– Да, они гонорар только после этого платят.

– Ты бы хоть фото принесла, что ли. Или еще лучше результат – журнал или там плакат, что вы делаете-то?

– О, папочка, их еще и в России нету. И вообще в твоем возрасте такие вещи смотреть вредно.

– Ты что там – голая?!

– Нет. В пояске.

Услышав это, отец принял в воспитательных целях чопорный вид и прошествовал в свою комнату, а Маша кричала ему вслед:

– Да шучу я, шучу! Принесу я тебе фотографии, сам посмотришь!

«Так, так, так, – думала она, придется Атосу попыхтеть еще и с фотографиями…» И тут же вспомнила про фотографа – дружка Лизы Деевой. И подумала: «Какого черта Атос не позволяет мне поработать с ней?»

… В эти же дни она, не имея теоретического знания законов диалектики, на практике познала абсолютную верность, во всяком случае, одного из них: закона перехода количества в качество. Их с Атосом деньги перестали быть деньгами, а стали чем-то совершенно иным, как бы новым их ЛИЧНЫМ КАЧЕСТВОМ, превращающим их в полубогов или волшебников.

Когда у тебя в кармане мелочь, ты можешь выпить стакан газировки; когда штука – много стаканов… Но когда у тебя по карманам рассован миллион, которым ты не особо и дорожишь, для тебя нет закрытых дверей, нет дефицитных товаров, нет гаишников, нет проблем с комнатой «на часок» в любой гостинице, нет проблем с транспортом, нет проблем со связью… НЕТ ПРОБЛЕМ. И кажется уже, стоит лишь захотеть, как следует напрячься, и ты взмоешь в небо и полетишь без всяких глупых приспособлений.

… В субботу, часа в четыре, на журнальном столике у Атоса зазвонил телефон. Он, не одеваясь, перелез через Машу, взял трубу, что-то в ней услышал, бросил в нее – «Минуточку» – и прошлепал с ней за дверь комнаты. До того у него от Маши секретов не было, и она, слегка обидевшись, старалась не прислушиваться к бормотанию за стенкой. Но не могла не разобрать слово «бабки», произнесенное дважды, громко, отчетливо и, похоже, сердито.

Атос с телефоном вернулся в комнату. Выглядел он сумрачно.

– Черт, – сказал он, – срочное дело. Часа через полтора надо выезжать.

Она не стала спрашивать куда. Хотел бы, сказал бы сам. Но обиделась еще сильнее и отвернулась носом к стене.

– Ну перестань, – стал уговаривать он, забираясь в постель, – потом я тебе все расскажу. А пока это не моя тайна. – Говоря, он губами касался ее шеи, плеч, спины… И они пробарахтались в постели почти час, и на смену утолению приходила новая жажда, а на смену той – новая…

– Ты надолго? – крикнула Маша из ванной одевающемуся Атосу.

– Да. Мне сначала в контору надо заехать, взять кое-что, а потом уж по делам. Ты здесь будешь?

– Нет. Ты домой меня сможешь закинуть?

Он глянул на часы:

– Давай тогда бегом! – и хлопнул входной дверью.

Маша выскочила из ванны, наспех вытерлась, натянула паутиново-шелковые плавочки (не имея возможности разнообразить свой верхний туалет, она брала реванш на белье), ковбойку, джинсы, свитер, кроссовки, схватила рюкзчек (в нем – лишь почти пустой уже газовый баллончик, сотовый да деньги) и бегом скатилась вниз, где, сидя за рулем, ее ждал Атос.