Она попыталась повернуть голову, чтобы увидеть, тот ли это врач, который привез ее сюда, но сдалась, когда ремень на шее слишком глубоко врезался в рану. Не играет никакой роли. Ожидание закончилось, и пришло время поставить точку.

Вокруг нее включились аппараты и принялись издавать различные звуки. Ремень, стягивавший ее левое запястье, ослаб, и она почувствовала, как к предплечью прижимаются холодные ножницы, которые разрезают рукав блузки. На сгибе руки кольнуло, и через несколько секунд она провалилась в сон, который стер все ее мысли.

Слишком рано, хотя ожидание казалось почти бесконечным.

Софи надеялась, что успеет что-то сказать. Что со рта снимут скотч и она хотя бы сможет извиниться и объяснить, что все это время знала, что совершила ошибку, но у нее не было выбора. Что хотя она очень боится, она принимает свое наказание и в каком-то смысле считает, что это более чем справедливо.

Но ей не дали даже этого.

– Пять минут, потом вам надо будет уйти, – сказал охранник и кликнул на ссылку с видеозаписью. – О’кей?

Фабиан с Малин кивнули. Пока они ждали, что человек в форме оставит их одних, они смотрели в окно, за которым Полиция безопасности рьяно искала тело Гримоса на дне пролива Риддарфьерден прямо рядом с набережной Кансликайен.

Они находились в маленькой комнате для персонала за будкой охранника в Депутатском здании. Они выдержали жесткую борьбу за то, чтобы получить доступ к записи с камеры наблюдения, где видно, как министр юстиции выходит из здания. Полиция безопасности не только присвоила записи гриф секретности, но и предупредила ответственных за безопасность, что, возможно, придут из Государственной криминальной полиции и станут задавать вопросы.

Они только не учли Малин и перепады ее настроения, которые могут сломать кого угодно, если она не получит свое.

Фабиан включил запись. Показалось пустое фойе с двойными стеклянными защитными дверями. Когда в кадре появился Карл-Эрик Гримос, Фабиан увидел то же самое, что и в Полиции безопасности накануне вечером. Министр юстиции идет один, в левой руке он держит портфель с документами, а правой прикладывает пропуск к считывающему устройству, отодвигает одну дверь, потом другую и исчезает в снежной вьюге.

Как Фабиан и подозревал, разгадка все время была у них перед глазами. Они только не знали, на что смотреть. Портфель в левой руке, манипуляция с пропуском правой.

Так делает правша.

Но наклон сделанных от руки заметок в ежедневнике не даст соврать.

Как и жена Фабиана Соня, Карл-Эрик Гримос был левшой.

Фабиан повернулся к Малин.

– Видишь? Этот человек правша.

– Получается, это вовсе не министр юстиции, а кто-то, переодетый в него.

Фабиан кивнул.

– Вероятно, преступник. – Он опять включил запись с самого начала и стал показывать кадр за кадром. – Видишь? Он точно знает, где находится камера и как ему двигаться, чтобы не показывать лицо.

– Но если это преступник, то где тогда находится министр юстиции?

Фабиан встретился с Малин глазами.

– Не знаю. Но если никто не видел, что он выходит из здания через другие выходы, нельзя исключать, что он по-прежнему здесь.

Дуня Хоугор положила папку на стол, откинулась на диване и закрыла глаза. Ей надо было перевести дух после всех этих снимков женских тел, изувеченных в результате проникновения. Эти тела взывали к справедливости, которую они никогда не получат.

Вместо этого ей в голову пришел Слейзнер. Она едва успела сесть за свой рабочий стол, как он пришел, поздоровался и попросил ее заглянуть к нему в кабинет после окончания рабочего дня. И тут наконец пелена спала. Все тело словно пронзило острой болью – до нее наконец дошло, чего он в действительности добивается. Меньше всего его интересовала ее компетенция.