На следующий день, около девяти часов, я отправился в Лорьян познакомиться с бывшей женой Шнебеля. Её дом находился на улице Ратье, в районе, который некогда был роскошным. Теперь его застроили маленькими стандартно-одинаковыми домиками с прилегающими к ним небольшими садами, высаженными голыми деревьями. Я нашёл её дом в конце тупика. Это был высокий, оштукатуренный под мрамор барак с огромной, покрытой шифером, верандой, по центру которой установлены две солнечные панели, отражающие сад, больше напоминающий запущенную рощу. Запоздалые цветы розового куста свисали, как красный реликт. Толкнув деревянную калитку, я направился по песчаной тропке к дому. Справа я заметил сарай, который использовали под гараж, в нем стоял кроссовер Honda.

Я позвонил в дверь с матовым стеклом. Через какое-то время в передней послышался шум и приглушенные голоса. Дверь открыла женщина в фиолетовом халате и спросила мало любезным тоном:

– Ну, что ещё? Мне ничего не нужно.

Это была вполне симпатичная с приятным голосом женщина, хотя светлые волосы в беспорядке наталкивали на сравнение с пуделем.

– Я пришёл поговорить о вашей дочери по просьбе вашего бывшего мужа…

– О, она хорошо сделала, что вырвалась из дома. Жить с таким гробовщиком – это не жизнь!

Ей вдруг стало очень стыдно за выходку. Не зная, что делать с лицом, она пыталась скрыть конфуз улыбкой. Но её оскал выглядел вымученно неестественным. Тон стал заурядно вульгарным.

– Он – опекун, пусть и выясняет, где она путается.

Выбитый из равновесия, я опять спросил:

– А вы не знаете, куда она могла отправиться?

– Кто вы такой, чтобы заботиться об этом?

– Старый друг вашего бывшего мужа, но он слишком заметен, чтобы заниматься расследованием. Он не знает, что делать, поэтому попросил меня о помощи. Вы не догадываетесь, где она может быть? В любом случае полиция уже предупреждена.

– Это лучшее, что он мог сделать. Я понятия не имею, где она может таскаться. Она вполне зрелая девица для своего возраста. Не удивлюсь, если она убежала с любовником. Это похоже на неё, куда мил дружок, туда мой сапожок… Я уверена, что через день – два она снова появится.

Я пристально взглянул ей в глаза. Она тут же замолкла. Её лицо залилось краской, как цветная фотография во время экспозиции. Оказывается, временами она может быть естественной. Её глаза залились блеском, и скудная слеза упала на щеку. Это явно противоречило тому, что она только что сказала. Она сделала шаг ко мне и обвилась вокруг спиралью. Её голова склонилась мне на плечо, как опущенный цветок подсолнуха. Я пытался её утешить, но почувствовав дрожь в танце похотливого желания, и быстро понял, чего она добивается. Освободившись от её объятий, я успокоился, расшифровав игру, в которую чуть было не был втянут.

Вдруг голос другой женщины из глубины дома, окликнул:

– Валери, дорогая, что там?

Она быстро отодвинулась от меня и ответила:

– Это по поводу моей дочери, один тип её ищет. Он от моего бывшего.

– Оставь это, она убежала с приятелем. Она сообщит тебе, где она, уже не маленькая девочка, только твой бывший думает, что маленькая. Мне очень нравится твоя дочь. Что скажешь, если я займусь этим…

– Прекрати свою болтовню, я знаю, что она всё ещё ребёнок для него. Он не видел, как она росла. Он никогда не заботился ни о ком, ни о своей дочери, ни обо мне, только о своих больных. Да, Месье, я приукрашивала своё одиночество, как могла! Так что, моя дочь должна была сделать то же самое, она сообразительная, как и я, – закончила дама, показав презрительно средний палец.

Кажется, она была не в себе. Вне всяких сомнений она обижена на весь мир и, прежде всего, на саму себя. Всё, что она могла сделать, это утонуть в настоящем грехе, ища немедленного наслаждения. Помимо горечи, жалость и боль, похоже, её уже не трогали.

За её спиной голос начал что-то напевать. Она посмотрела мне в глаза, пренебрежительная гримаса искривила её рот как у загримированного клоуна, затем она упёрлась в мою грудь обеими руками и резко вытолкнула из дома.

– Уходите вон, вам здесь нечего делать! Если я и услышу что-либо о ней, я позвоню своему бывшему мужу, а не вам.

Она сделала шаг назад и с шумом закрыла дверь прямо перед моим носом. Я услышал лязганье ключа в металлическом замке.

Я возвращался разочарованный и недовольный собой. Я спрашивал себя, что значит материнский инстинкт для такой женщины, как она! Я никогда не верил в этот пресловутый инстинкт. Достаточно посмотреть, как обращаются с детьми в бедных странах, где только рабочая грубая сила может гарантировать выживание. Для неё дочь, вероятно, ничего не стоила.

Вспышка ненависти пронизала весь мой мозг. Уходя, я проклинал её, зная, что должен сдерживаться от чувства ненависти, которое внезапно скрутило мой живот и сдавило грудь. Несколько лет назад я уже потерял все иллюзии относительно людей. Комедия жизни разыгрывается из-за денег, наслаждений и власти, остальное мало берётся в расчёт.

В маленьком саду скрюченное чёрное дерево ухмыльнулось мне ужасной гримасой. Опустившись на бесформенную ветку, птица с серым оперением, возможно, сойка, взяла несколько певчих нот прежде, чем застыть в оцепенении от удивительной тишины.

В час пятнадцать автобус, следующий в город, остановился точно по расписанию на остановке в двадцати метрах от виллы Шнебеля. День был ясный солнечный. Ветер стих, воздух немного прохладный и кристально чистый. Далеко от берега шумел прилив, напоминая о присутствии океана. У подножья низкорослого кустарника плавно улеглись песчаные дюны. Я поднялся в автобус и купил билет у водителя в кепке. Он показался мне слишком маленьким, так как его подбородок едва достигал уровня руля. Воспользовавшись дорожной сутолокой, переминаясь с ноги на ногу, я спросил его: