Несмотря на предпринимавшиеся «кирилловцами» попытки привлечь в свои ряды как можно больше бывших военных, до конца 1920-х гг. влияние легитимистов в Китае было незначительным, а численность крайне невелика. Согласно справке, составленной в недрах БРЭМ в 1930-е гг., численность легитимистов в Харбине до конца 1920-х гг. едва превышала сто человек [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 46300, л. 205]. В Мукдене, по данным советского консульства, в 1928 г. в кирилловской организации Жадвойна225 состояло 8 человек, все бывшие офицеры. Заместителем полковника являлся офицер Адланов, служивший швейцаром в гостинице «Ленгмюллер» и работавший на японскую жандармерию [АВПРФ, ф. 0100, оп. 12, п. 152, д. 48, л. 4, 39, 90]226. Адланов поставлял Жадвойну свежие политические новости, которые тот, в свою очередь, направлял в Сен-Бриак. Невысокая численность легитимистов в Китае объяснялась не только тем, что многие военные не приняли провозглашения в. кн. Кириллом Владимировичем себя императором и более высокой популярностью в. кн. Николая Николаевича в военной среде, но и тем, что легитимистское руководство долгое время уделяло мало внимания Дальнему Востоку. В окружении Кирилла Владимировича только генерал Лохвицкий отстаивал дальневосточное направление в качестве приоритетного для работы КИАФ [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 198-208; Граф, 2004, с. 133].

В отличие от «кирилловцев» «николаевцы» проявили гораздо большую заинтересованность в Дальнем Востоке. К тому же этот интерес возбуждался многочисленными «свидетельствами» подъема антибольшевистской борьбы в Сибири и на Дальнем Востоке России и готовности военной эмиграции выступить против большевиков под руководством в. кн. Николая Николаевича227. Весной 1924 г. в Париж из Китая прибыл прапорщик Н.А. Остроумов, секретарь харбинского епископа Нестора (Анисимова), активного сторонника Белого движения. Остроумов был уполномочен белыми организациями Маньчжурии сообщить великому князю о мощном подъеме антибольшевистской борьбы на Дальнем Востоке и просить помощи из Европы [HIA. Lukomskii Papers, box 1, f. Report]. В. кн. Николай Николаевич, поддавшись соблазну взять под контроль военную эмиграцию в Китае, распорядился направить на Дальний Восток своего представителя, каковым стал Генерального штаба генерал-лейтенант А.С. Лукомский.

Лукомский в это время работал в США по т. н. секретной линии, возглавляемой генералом от инфантерии А.П. Кутеповым, имея задачу заручиться поддержкой американских противников большевиков, в чем мало преуспел. Находясь в Нью-Йорке, Лукомский получил письмо от Кутепова с предложением отправиться на Дальний Восток. Кутепов полагал, что Лукомский – «единственное лицо, способное разобраться в сложной обстановке на Дальнем Востоке» [ГАРФ, ф. Р-5829, оп. 1, д. 11, л. 19]. В преддверие поездки Кутепов напутствовал Лукомского, говоря о необходимости «всю “публику” Дальнего Востока скрутить, а то они там сильно разболтались. Разговаривать необходимо со всеми, кто признает авторитет ВК [великого князя]» [Там же, л. 21 об]. Получив денежный перевод от великого князя, осенью 1924 г. Лукомский выехал в Сан-Франциско, откуда отплыл в Японию.

Поездка Лукомского имела секретный характер. Он получил предписанием ни в коем случае не разглашать ее истинных целей, представляя вояж как частное предприятие. Но, как отмечал в своем дневнике генерал, уже в Сан-Франциско цель его поездки перестала быть секретом. Главным виновником этого был прапорщик Остроумов [HIA. Lukomskii Papers, box 1, f. Report].

Прибыв в Токио, где он должен был прощупать почву о возможности заключения союза против большевиков с Японией228, Лукомский встретил здесь весьма холодный прием. Японское правительство в это время вело переговоры о подписании соглашения с СССР и не желало компрометировать себя какими-либо контактами с антибольшевиками. Было очевидно, что ни Япония, ни маньчжурский диктатор Чжан Цзолинь, тесно связанный с японцами, в ближайшее время не только не станут союзниками, но и не допустят на контролируемой ими территории создания плацдарма для борьбы против Советской России. Еще находясь в японской столице, Лукомский отказался от поездки в Харбин, где первоначально предполагал обосноваться и оттуда вести работу. Основным местом его трехмесячного пребывания в Китае стал Шанхай.

В Токио и Шанхае представитель великого князя имел ряд встреч с деятелями военной и политической эмиграции, а также установил письменные контакты с некоторыми интересовавшими его лицами. На основании полученной информации Лукомский сделал несколько неутешительных для центра выводов. За редким исключением почти все, с кем он имел возможность общаться, подчеркивали, что ни в Сибири, ни на Дальнем Востоке России, несмотря на высокую степень недовольства советским режимом, нет достаточных сил и необходимых условий для подъема мощного антибольшевистского выступления. У дальневосточной антибольшевистской эмиграции отсутствует внешняя поддержка в лице Японии и Китая, нет финансовых средств и оружия. Почти прекратилось белое партизанское движение в приграничных районах. Русские военные силы на Дальнем Востоке находятся в состоянии крайнего разложения, и подготовить дисциплинированную и боеспособную армию за короткий срок невозможно. Проблему составляло и недостаточное количество высококвалифицированных офицерских кадров, а также людей, оставшихся верными идеям антибольшевистской борьбы.

Значительный интерес представляет характеристика, которую Лукомский дал старшему комсоставу Русской армии, обосновавшемуся в Китае. В дальнейшем эти оценки использовались окружением великого князя и руководством РОВС в их работе с Дальним Востоком.

Ни один из двенадцати генералов, о которых пишет Александр Сергеевич, не обладал, по его мнению, необходимыми качествами военачальника и лидера, способного объединить вокруг себя русскую военную эмиграцию в Китае. Одних он счел, несмотря на их высокие профессиональные качества, недостаточно политически надежными (генералы Самойлов, Володченко, Колокольцев, Андогский, Хрещатицкий)229. Других – недостаточно волевыми (генералы Плешков и Ханжин). Третьих – годными только для административной или строевой службы (генералы Вальтер, Жуков, Сычев). Как покажет будущее, Лукомский мало в ком ошибся. В отношении генерала М.К. Дитерихса, будущего главы Дальневосточного отдела РОВС, он также весьма проницательно отметил: «Безукоризненно честный человек, но потерял всякую веру в возможность работы. Настроен болезненно-мистически и для работы вряд ли теперь полезен. По крайней мере, в настоящее время. Если же “дух” к нему вернется – будет, наоборот, очень полезен» [Ibid]230.

Среди генштабистов Лукомский назвал лучшими генералов С.Н. Люпова, А.И. Андогского, П.Г. Бурлина и К.К. Акинтиевского, указав, что последний, по-видимому, склоняется в пользу в. кн. Кирилла Владимировича231. Из генералов, получивших свои звания в период Гражданской войны, он особо выделил Ф.Л. Глебова и К.П. Нечаева232, с которыми лично встречался в Шанхае. Интерес к Глебову и Нечаеву был обусловлен и тем, что оба генерала имели в своем подчинении воинские контингенты. Но, если воинская группа Глебова с каждым месяцем, проведенным на палубах старых кораблей без особых надежд на будущее, таяла, то возглавляемый Нечаевым русский отряд (с 1925 г. – Русская бригада), находившийся с середины 1924 г. на службе в армии маршала Чжан Цзолиня, набирал популярность в эмигрантской среде и быстро рос в своей численности.

Встречался Лукомский и с атаманом Семеновым. Несмотря на симпатию, которую пробудил в нем этот человек233, генерал отнесся к его деятельности достаточно осторожно, памятуя о том, какую роль Семенов сыграл в свое время в разложении Восточного фронта, и о его крайней непопулярности в широких слоях эмиграции. Семенов, оказавшийся в это время не у дел, переставший интересовать кого-либо, кроме японцев234, метался из стороны в сторону. В конце 1924 г. он предложил свои услуги маршалу Чжан Цзолиню, но встретил отказ, так как против атамана выступило большинство русских военных советников. Семенов был вынужден возвратиться в Токио. Его «представителем» в Русском отряде Мукденских войск считался генерал Клерже, одно время являвшийся главным русским советником у Чжан Цзолиня [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 173, 174]235. После неудачи у Чжана Семенов то пытался отдаться под руку в. кн. Кирилла Владимировича [Там же, с. 157, 158], то перейти в стан «николаевцев», то наладить контакты с большевиками [Там же, с. 178-196]. Советская разведка, имея связи с семеновским окружением236, так и не решилась использовать атамана для осуществления масштабных целей в Китае.