9. Несмотря на это, Хомейни называл свою революцию общеисламской, целью которой было избавить исламский мир от нечестивых правителей, предавших ислам. Режимы этих нечестивых королей и президентов полагалось смести с лица земли.

10. Но на пути встал Саддам Хусейн, началась война, которая в конце концов окончилась вничью. Провоевав восемь лет, имам Хомейни вынужден был подписать мирный договор, сказав, что для него это «то же самое, что выпить чашу с ядом». Подписал договор – и умер, а Иран долго зализывал раны.

11. Экспансию исламской революции на время пришлось приостановить. Долго страна выбивалась из тяжелейшего экономического положения, но вышла успешно, в конечном счете благодаря огромным доходам от нефти, цены на которую резко повысились на рубеже двух столетий и особенно в нулевые годы. Приспосабливалась к «жизни без Хомейни» и политическая система. Его место в качестве лидера революции занял несравненно менее авторитетный и харизматичный аятолла Хаменеи. Степень демократии и плюрализма мнений, поразительная для исламского мира, так высока, что на пост президента в 1997 году был избран умеренный политик, человек свободолюбивых взглядов.

12. Хомейни действовал по шекспировской формуле – чума на оба ваши дома, т. е. и на капитализм, и на коммунизм. Он создавал «благословенную исламскую экономику», и у него, конечно, ничего не получилось. То, что в итоге вышло, можно назвать клерикально-бюрократическим капитализмом – т. е. власть находится в руках корпораций, тесно связанных с государством и с духовной верхушкой. Все эти аятоллы и муллы не то чтобы сами превратились в коммерсантов, но способствовали возникновению разных фондов и корпораций, которые при поддержке государства контролируют всю экономику.

Практически произошло сращивание духовной верхушки с новыми предпринимателями и силовиками. Частного капитала нет, капитализм государственный, но своеобразный – клерикальный. Молодые люди ругают правительство последними словами. Хотя бы потому, что им осточертела эта моральная строгость.

13. В Тегеране нигде не выпьешь. Там другая культура, но строгости многим не по нраву.

Иран не тоталитарное государство. В тоталитарной стране местный житель, увидев иностранца, испугается и перейдет на другую сторону улицы. А там – газеты спокойно критикуют правительство. Но вот плохого слова сказать про духовного лидера революции Хаменеи – нельзя. В общем, это очень своеобразная страна – не такая задавленная, как Ирак при Саддаме Хусейне, но и не свободная.

14. Это единственное в мире теократическое государство. Принцип Хомейни, когда он пришел к власти, заключался в двух словах – «правление факихов». А «факих» в переводе значит – богослов, он же – правовед. То есть предполагалось правительство богословов. Но, несмотря на то, что страна формально теократическая, Хомейни ввел посты президента, премьер-министра, благословил парламент и выборы.

15. В персах есть нечто такое, что отличает их от арабов и турок. С одной стороны, они считаются гораздо более любезными, утонченными и культурными, с другой – многие говорят, что шииту вообще, а персу в особенности, не стоит доверять: «Он тебя обманет, он себе на уме».

16. За время войны персы зарекомендовали себя как настоящие фанатики. Во время нападения Хусейна они послали на фронт мальчишек по 12–13 лет с повязками на голове, на которых были вышиты клятвы верности Хомейни. На груди у них висела цепочка с ключиком от рая – они должны были попасть именно туда. После довольно короткого периода обучения их бросали под танки, минометы. Они шли разминировать своими телами минные поля.

Погибли все, но настроение в стране было такое, что иранская мать писала аятолле Хомейни: «Четыре моих сына погибли на фронте. Я жалею, что у меня нет пятого сына, чтобы он погиб за нашу веру и за Вас, аятолла».

17. Прекрасен город Исфахан, который называют «Нисфе джихан», что в переводе значит «Половина вселенной». Он похож на Самарканд. Тегеран – страшно задымленный, запыленный, загазованный город. Там, как и в Исфахане, тоже есть красивые здания и мечети, но он переполнен весьма неважными автомобилями местного производства, а на улицах масса людей.

18. В Иране никто не носит паранджу – тканью покрыта голова и до лодыжек и запястий все тело. Грамотным женщинам, бывшим на Западе, терпеть такие строгости тяжело, но они надеются на перемены в будущем.

Однако этот режим многое сделал для страны – например, в области женского образования. У шаха до этого руки не дошли, а сейчас все девочки, даже в деревнях, получают школьное образование. Это, конечно, большое достижение. Успехи достигнуты и в здравоохранении. Кроме того, сам факт, что иранцы смогли так успешно вести работу в области атомной энергии, говорит о том, что этот народ очень талантлив.

19. Но режим уже свое дело сделал. И люди, в особенности студенческая молодежь, это прекрасно понимают. В принципе будущее за модернизацией, которую нельзя смешивать с «вестернизацией». Европейцем иранец не станет, да это никому и не нужно. Иранская идентичность сохранится, но вот то, что еще Ленин называл «азиатчиной», рано или поздно будет преодолено. Вопрос в том, как это сочетать с подъемом ислама, с тем резким усилением роли религии, которое было одновременно и причиной, и следствием исламской революции 1979 года.