Туманный взгляд снова затягивает в себя, будоражит воображение фонтомными вздохами и стонами, размазанными образами чего-то настолько развратного, что кровь ударяет в щеки и вынуждает закрыть глаза.

— Александра, смотри на меня.

На этот раз он приказывает без намека на готовность позволить мне отступить.

Я могу сопротивляться. Это просто его фокусы, что-то такое, что он наверняка уже проделывал с другими женщинами. И самоуверенно думает, что сможет провернуть подобное и со мной. Тем более, точно так же я «слышу» и его эмоции: в эту минуту внутри демонической сущности не только желание раздеть меня и бросить на постель, но и кое-что еще.

Эта находка помогает встать на ноги, твердо почувствовать почву, и когда я смотрю в его глаза, Локи перестает улыбаться.

— Что такое? — Теперь моя очередь дуть в триумфальные трубы. — Я тебе для чего-то очень нужна, да?

— Блядь, Александра, что за херня с тобой?!

Я хочу отвернуться, но не успеваю, потому что Локи бросает бутылку и двумя ладонями жестко фиксирует мое лицо. Туман уже давно вырвался из плена глазниц — и мне немного страшно, потому что слишком много откровений для одного дня моей привычной жизни, в которой демоны водятся только в книгах и играх.

— Может, я выбрала Алексея? — бормочу я, хоть губы вообще не слушаются.

— Может, мне срать, что ты там выбрала?

— Ты меня обманул, и ради чего бы ты ни затеял эту игру — ты этого не получишь.

— Святая наивность, — мне в губы ухмыляется он. — Я еще и не начинал играть с тобой, маленькая Овечка.

У нее просто адская сила воли. Настолько крепкая, что я начинаю чувствовать себя потерявшим нюх дятлом, который долбит телеграфный столб и думает, что это молодой дубок. Я могу обрушить на нее всю свою похоть, оглушить таким развратом, что моя маленькая Овечка кончит просто от того, что я вот так, даже без участия пальцев, поимею ее невинную душу, но это все равно ничего не даст.

Мой Бермудский треугольник должен сходить с ума от любви. Потому что я могу стать для нее кошачьей мятой, от которой Овечка будет дуреть, но не стану человеком, ради которого она спрыгнет с обрыва. Разница между тем и этим просто огромна. И в моей жизни не было женщины, которая бы прыгнула. Уверен, я могу хоть вусмерть затрахать мою Овечку и добиться того, что до конца своих дней она будет хотеть меня и только меня, но ради этого она не пойдет на костер.

И даже чертов ошейник не работает.

Как же меня бомбит. Просто разрывает на тысячу мелких Локи, каждый из которых раздувается в кровавый мыльный пузырь и лопается с гомерическим хохотом.

В самом деле, кто я такой, чтобы тягаться с папочкой? Он ведь не просто так выбрал именно Александру. Знал, что я попытаюсь обставить его на виражах, и подготовился заранее. Ему было мало дать ей силу воли чертового гранита. Он подсунул мне эмпатку, которая может заглядывать в меня почти так же глубоко, как и я в нее. К моему счастью, Александра вряд ли это осознает, а то бы сожрала меня десертной ложечкой, как ванильную мороженку.

Но ведь и я ее чувствую. Вот прямо сейчас, когда целую взглядом ее губы, мысленно раздвигаю их языком и пробую на вкус. Наверняка после вина она стала еще слаще, еще горячее, как горячий шоколад с чили — такой густой, что его нужно есть только ложкой, смакуя маленькими порциями.

Александра чувствует мои мысли, чувствует мое желание — и ее невинные глаза широко распахиваются, когда я кладу вишенку на этот десерт: позволяю своим похотливым фантазиям «показать» ей, как восхитительна она будет на коленях передо мной, совершенно голая, со связанными за спиной ладонями и припухшими от моих поцелуев губами. Даю ей «услышать» свой шепот: «Возьми меня, Овечка». И дорисовываю ее жадно распахнутый в предвкушении рот.

Пусть я пока только кошачья мята, но я могу попробовать извлечь из этого выгоду.

Александра краснеет, ее глаза становятся влажными, а язык скользит по губам. Зрелище, от которого я просто каменею, потому что это — первая настоящая страсть моей невинной овечки, и она в эту минуту до капли принадлежит мне.

Был бы я Фером — нажрался бы ею до полной отключки.

Но, к счастью, я не Фер, и, тоже к счастью, могу себя контролировать, поэтому очень вовремя выталкиваю Александру из своей головы, куда она прет на всех парах с настойчивостью ребенка, получившего желанную игрушку.

Поэтому — шаг от нее.

Овечка так растеряна, что я не могу удержаться от смеха.

— Прости, Овечка, поцелуи только после волшебного слова «пожалуйста».

Хорошо, что ее негодование на вкус ничуть не хуже, чем потребность получить от меня ласку. На первое время хватит и этого. Наивно с моей стороны полагать, что она прямо сейчас скажет заветное слово.

— Я не ждал гостей, Овечка, так что можешь пока взять одну из моих рубашек. Чуть позже купим тебе все необходимое.

— Я против, — тут же фыркает она.