Трюк был стар и наивен, Твин Ли хитро прищурившись быстро организовал Поддержку и вместе с несколькими Гноллами быстро вытолкал черного из салона на радость Оставшимся. Как известно, в Диком Троллейбусе побеждает именно Оставшийся, а ехать было еще ой, как далеко.

«Нет, это не паспорт! — присмотревшись к дымящейся бумаге, решил Даун, — наверное, все-таки билет, но на самолет!»

Смущала непонятная цифра «50» посередине билета, вокруг нее были изображены некие строения, также показавшиеся корпсу смутно знакомыми. И еще портрет какого-то типа со строгими глазами. Пожав плечами Чукки на всякий случай спрятал переставшую дымить бумажку во внутреннюю кобуру поближе к пистолету. В это время двери наконец-то закрылись и Джозеф Твин Ли присоединился к соратнику.

— Где она! — закричал он, очевидно, имея ввиду странную бумагу.

— Передал, — нахально соврал Чукки, — За проезд!

— Кому?

— Тому! — Даун указал на самого здоровенного Пассажира-Голема и сделал вид, что внимательно смотрит в окно.

Джозеф выругался и полез разбираться. Без лишних слов он обшарил карманы ничего не понимающего и оцепеневшего от такой наглости Голема и ничего там, разумеется, не нашел. Големы не имеют привычки носить, чтобы то ни было в карманах. Особенно выезжая на Игру в Диком Троллейбусе. От полной неестественности ситуации Голем заерзал на месте и принялся охать и скрипеть. Так рано, еще до Первой Остановки здесь на Големов нападать было не принято. Это ж вся Тактика летела к чертям!

— Чего ты кричишь? — недобрым голосом поинтересовалась ехавшая рядом старушка с сумками и ручным пулеметом, висевшим на ее спине подобно коромыслу.

Голем сразу осекся и проворчал, указывая на Твин Ли:

— А он чего?

— А я ничего, — стал пятиться Джозеф имитируя блоки и приговария, — пах, глаза, переносица, пах…

…Бах!!! — будильник упал на пол и Чукки Даун сквозь Окоченение понял, что все-таки наступило утро…

…Хоть Корпсы и не потеют, но просыпался Чукки в холодном поту. Оглядевшись, он не сразу понял, что лежит, забившись в угол под материализовавшимся на Кладбище старинным шифоньером. Ругаясь про себя последними словами, он разлепил Узкие Пленки и стал выбираться.

Вокруг тоже было не скучно…

… Эдсон как раз вынул из-за пазухи здоровенную, наполовину высушенную Рыбу Прототавру и выложил ее на деревянный ящик служивший столом нашей невеселой компании…

— Ух-ты! — восхитился Хэнгмен, — Съедим?

— Тебя! — сказала Рыба и вцепилась своими острыми зубами в балахон, одолженный Эдсону раздухарившимся Хэнгменом.

— Эх, Хесбулат, Хесбулат! — посетовал Чукки сквозь Окоченение, и слабый голос его заглушило глухое же рычание Прототавры, сравниться с которым могло только рычание Бебермана — Пинчера.

«Хесбулат» вернувшийся с вылазки отобрал у Эдсона прокушенный балахон и застенчиво улыбаясь тихонько дернул меня за кожаную штанину.

— Я проголодался, — сказал он, — дайте и мне Прототавры.

Но лишней Прототавры, ни у кого не было, а нелишняя уже доедала одежду титра, добираясь вплотную к лобному месту. Хэнгмен рванул с места и исчез за кустами Задрочерной Смородины и КусТэТэ.

Чуть позже, облегчившись, он вернулся и по-хозяйски развалившись на широкой могильной плите некоего Кмрх З.Э.Э. заявил следующее:

— А песня про Лобное Место должна исполняться мясисто!

— Не возражаю! — быстро глянув в сторону Чукки, среагировал я.

— Это почему еще? — все-таки насупился не проснувшийся до конца Даун.

— Да пусть как хочет, так и исполняет! Тебе не все ли равно?

— Нет Ли, не все. Бабки пусть заплатит, а потом как хочет, так и исполняет, — пробурчал Чукки, — а то попривыкли…

— Какие бабки! — тут же взвился Хэнгмен, — я свой! Мне можно!

— Зеленые, забарьерные, — охотно пояснил Чукки, припоминая сон. — Много…

— Та я!..

— Успокойся, Витал, — примирительно произнес Твин Ли, — нам и выступать пока негде. Пока Рэдмен жив.

— Редмен жил, жив и будет жить! — отрапортовал радостный титр.

Помолчали, сосредоточенно жуя то, чем удалось разжиться на кладбище. Барахло — еда. Тухлятина — не протухла, гниль — не догнила.

Чукки неожиданно сделал заявление о том, что теперь будет ездить в лисичках. Мы не знали, кто такие «лисички» и дискуссия сама собой сошла на нет.

— Изображаем радость! — злорадно произнес Хэнгмен и оскалился, эпилептически подергивая грязными своими ручонками.

Одна из ручек дергалась особенно быстро, и Хэнгмен поглядел на нее удивленно. Еще больше он удивился, когда из рукава балахона высунулась ехидная морда Числолапа и вцепилась Хэнгмену в ухо. Витал заорал. Числолап зарычал. Я стукнул кулаком по ящику, разбив его вдребезги, схватил Числолапа за загривок и с трудом оторвав от тупой башки Палача, зашвырнул в Кус ТТ.

Потом сказал:

— Все! Хватит дурью маяться! Дадим концерт здесь!

— Здесь?

— Да на Стадионе. Редмен явится, я уверен…