— Татары не воюют, а разбойничают. Зерно нахватают вместе с людьми, сколько могут, а каким лошадям того зерна не достанет, тех едят… Погоди, сынок, скоро сам их увидишь.

С городских стен и впрямь удалось зимой разглядеть несколько татарских разъездов. Но, давно уже знавшие о том, что царь привёл в «свои улусы» войска и сам приехал, эти разбойники вели себя на редкость прилично. Людей не хватали, сёла не жгли. Наблюдали. Наткнувшись на несколько отрядов драгун, патрулировавших окрестности, боя не приняли, убрались на запад. Где вскоре переправились через замёрзший Днепр и присоединились к своим, азартно грабившим польское Правобережье. Там в эту зиму творился такой же ад, как и год назад на левом берегу, но панство, третий год подряд увлечённое сидевшими в печёнках всей Европе «элекциями», почти не обратило на то никакого внимания.

Европа ещё смотрела свои зимние сны, только начиная мечтать о тёплом весеннем солнышке, а на южных рубежах России уже началось движение. Припасы, телеги и тягловый скот закупались ещё с осени, южный корпус всю зиму снабжали, как полагается. Склады были забиты по самые крыши. Возниц и недостающую обозную прислугу нанимали уже перед самым выступлением. А едва сошёл снег, и просохли дороги, армия несколькими колоннами двинулась на юг.

Весна 1734 года выдалась ранней и дружной…

Англичане не любят терпеть убытки.

Вернее, так: англичане очень не любят терпеть убытки. А убытки, учитывая планы короля и парламента на увеличение флота, предвиделись немалые. Можно было, конечно, обойтись без русской пеньки, использовавшейся для изготовления корабельной оснастки, но качество оной будет уже не то. А Ройял Флит должен быть лучшим в мире во всех отношениях. Покупать же сырьё через голландцев — не выход. Те тоже свою выгоду соблюдают: продают на сторону что поплоше и дорого.

Что оставалось делать, кроме как, свернув свою гордыню в трубочку, спрятать её подальше и ехать в Петербург? Да ничего. Минимизация затрат — единственное оправдание, что устроит и Сити, и парламент, и непопулярного короля. Политика — не более, чем производное от экономики.

К превеликому сожалению, царь Пётр так не считал. Потому посланцев Сити не допускали даже в приёмную.

Но, как говорится в русской пословице, «капля камень точит». Нет веры Алексею Бестужеву? Найдём подходы к иным персонам. Одним посулить долю в будущем предприятии, другим поднести подарочек, третьим пригрозить сделать достоянием общественности неприглядные подробности их коммерции. Право же, хоть что-то в России можно сделать так же, как в любой другой стране. И вот уже упрямец Пётр передаёт, что готов принять английского чрезвычайного посланника. Приватно, а не официально, но так, пожалуй, даже лучше.

А всё потому, что некоторые решили действовать по принципу «Послушай альва, и сделай наоборот»…

«…Только представь, сынок, какой был смех: англичане, едва получив разрешение на торговлю, пригнали пару кораблей… и узнали, что вывозить пеньку отныне дозволено только в виде изделий. Вон, мол, мы канатов наделали, берите, хорошие… Ах, почему не по цене пеньки? Ну, уж извините, люди мануфактуры поставили, мастеров наняли… Скидку? Поглядим, сколько брать будете, тогда и о скидке поговорим… Сынок, они ушам своим не верили. Не могли понять, почему мы стали разговаривать с ними не как нищие, готовые отдать товар за треть цены, лишь бы получить деньги немедля. Но ты, я надеюсь, поймёшь батюшку, который во время войны отчаянно нуждался в деньгах. И поймёшь, почему иные страны, порой, кровно заинтересованы в том, чтобы мы не прекращали воевать. Лучше всего — на своей же земле.

Знаешь, что самое прекрасное в этой истории, сынок? Не то, что удалось немного излечить…иных хорошо известных тебе персон от избыточной самоуверенности. Не то, что мы сами принялись производить канаты, а не сбывать пеньку, и покупать сделанный из неё же такелаж втридорога. И даже не то, что англичане в итоге были вынуждены платить полную стоимость, развивая наше, а не своё производство. Три года назад мы, тайная служба государева, окончательно поверили в себя. Впервые информация не была получена нами случайно, и операцию планировали не наскоро. Впервые мы действовали на опережение, и со смелостью, переходящей в наглость. Каков итог? Деньги возвращены в Россию, известная тебе персона с тех пор у нас в повиновении, а в Лондоне долго гадали, кто увёл у них из-под самого носа такой удобный крючок, на котором болталась весьма жирная рыбина.

Но уж когда они догадались…»

— Раньше тут за солью ходили?

— Отож, — отозвался пожилой грузный возница, не глядя на собеседницу, ехавшую верхом. — Такэ було. Силь, вона ж кошт мае. У Крым пойихав — колы повернувся, то й у гаманци щось звеныть.

— А что, бывало, не возвращались?

— И такэ було, пани царыця, — его полтавский говор был вполне понятен без всякого переводчика, несмотря на уверения некоторых особ.

— Выходит, дороговато соль обходилась.

— А шо, ясновельможна пани, дэшэво коштуе? Нема такого…

Места, где они шли сейчас, именовались в народе чумацким шляхом. Туда ехали с деньгами, обратно везли крымскую соль, да не одного сорта, а нескольких. А почему чумаками прозвали? Да потому, что вместе солью, случалось, чуму завозили. Всем известно ведь: где турки, там чума… Известно это было не только в Полтаве, и потому при обозе русской армии пребывали не только обслуга и семьи офицеров. Ехали альвийские дамы, в лекарском деле искусные, и с десяток молоденьких выпускников ещё более молодой Медицинской академии, выученных по двум методам — европейской и альвийской. Именно их задачей было остановить чуму, буде таковая явится. И защищать их следовало, согласно приказу Петра Алексеевича, едва ли не более решительно, чем припасы. Фуражом и пропитанием можно хоть и у врага разжиться, а лекарей более взять негде.