Секретарь встретил старую княгиню улыбкой и, засуетившись, помчался докладывать о её визите. Судя по всему, она здесь оказалась желанной гостьей. Ведь когда сам император встречает её стоя и усаживает на почётное место, в обитое толстой узорной тканью кресло, это, наверное, так и есть. К слову, ещё вчера княгиня подметила, что выглядел он гораздо лучше, чем полгода назад. Поздоровел, оживился. Раннэиль, негодница, тоже расцвела, и нисколько не подавлена своим двусмысленным положением. Хорошо, что ему теперь хватает сил и на дела, и на женщину, но не лишним будет напомнить, что сила эта заёмная. Многие лекарства предстоит принимать всю жизнь, сколько бы её ни осталось.

За десять лет княгиня ручалась, если он хоть немного станет беречь себя.

— У меня две новости, ваше величество, — сказала княгиня, когда они обменялись полагавшимися при встрече любезными словами. — Обе важны, но начну, пожалуй, с той, что не терпит отлагательств… Вы наверняка знаете, что эту ночь я провела у постели вашей супруги. Во-первых, готова свидетельствовать перед любым судом о том, что у неё присутствуют все признаки постепенного отравления небольшими порциями ртути. Во-вторых…

Она вынула из рукава и с гримасой отвращения бросила на стол аккуратно свёрнутый прямоугольником бумажный пакетик.

— Что это? — хмуро поинтересовался император.

— Ядовитая соль ртути. Смертельная доза. Здесь достаточно, чтобы убить четверых. Ей принесли вместе с прочими лекарствами. Если бы её величество приняла это, сейчас умирала бы в страшных муках.

— У вас есть только порошок? И всё?

— Когда я спросила, кто прописал такое лечение, её величество ответила, повторяю дословно: мой добрый друг доктор Лесток.

— Я ж его, стервеца, в Казань сослал, чтоб возле Катькиной юбки не вертелся, — государь был, мягко говоря, неприятно удивлён.

— По словам государыни, он, узнав о её болезни, прислал письмо с подробной прописью. Она видела то письмо, но сама не читала, ибо ей было настолько дурно…

— Знаю, — перебил император. — Письмо, конечно, не нашли.

— Убийца не так глуп, чтобы оставлять подобные следы. Но свидетельство государыни, которое она готова повторить под любой клятвой — это тоже немало.

— Словам её известно, какова цена, — император упрямо мотнул головой. — Под присягой солгала, на чём была уловлена. В одном вы правы, Марья Данилова: злодей не дурак, и знает, что я ей не поверю… Макаров!

В «кабинетце» его голосу было тесновато, и княгиня в кои-то веки поблагодарила судьбу за старческие немощи. Даже ей, полуглухой старухе, чей слух почти сравнялся с людским, стало не по себе. А секретарю ничего, привык. Примчался на зов, словно ничего сверхобычного не произошло.

— Никитку сюда, немедля, — распорядился император.

— Пошлю курьера, — мгновенно сориентировался секретарь. — Ежели не отъехал ещё в Ригу, как было велено…

— Отъехал — догнать и передать, чтобы возвращался.

— Понял, ваше императорское величество. Исполняю.

Княгиня понятия не имела, о ком шла речь. Ей было всё равно, кто станет исполнять волю государя…в неведомой Казани. Ведь наверняка его величество пошлёт туда верных людей, чтобы арестовали этого преступного лекаря. Преступного, кстати, и по альвийским законам: нет худшего греха, чем убить доверившегося — то есть в его случае пациента. А там уже видно будет, чьи имена он назовёт на дознании. Кто попросил его об одолжении, например.

Петербург жил от рассвета до заката, по солнышку. Это царь мог себе позволить, работая по бумажной части, жечь свечи до восхода и после заката, а экономные горожане старались выгадать копейки, начиная свой день по свету божьему. Сейчас хоть не зима, когда короткий день похож на затянувшиеся сумерки. Уже светилось золотом небо на востоке, расчерченное неровными полосками облаков, уже покрикивали на улицах продавцы рыбы для кухонь и требухи для кормёжки домашних кошек. Уже стукнули ставни первой открывшейся пекарни в ожидании ранних покупателей — мастеровых или слуг, покупавших свежий хлебушек для хозяйских столов. Прогрохотали по линиям телеги, гружёные дровами, мешками с мукой, тушами забитого на мясо скота, разнообразными бочками, ящиками гвоздей, досками, камнем, железными полосами, листовой медью — город не только жил, но и строился. Для того, чтобы услышать всё это, не нужно было быть альвом. Люди ещё не научились строить свои дома так, чтобы звуки внешнего мира не доставляли неудобств. Впрочем, с их-то слухом это не обязательно…

Княгиня поймала себя на том, что начала терять нить разговора и отвлекаться на постороннее. Это был очень плохой признак.

— Вам дурно, Марья Даниловна?

Что это? Неужели обеспокоенность и сочувствие?

— Нет, нет, ваше величество, это просто… старость, — виновато улыбнулась древняя альвийка. — Но я ещё не закончила излагать своё дело. Вы позволите мне продолжить?

— Разумеется, княгиня, но сперва я спрошу. Сколько времени вам надобно, чтобы излечить…Екатерину Алексеевну?