Несмотря на случающиеся ворчания, свою работу Лопух любил и не согласился бы променять её ни на что другое. Если только предложат перебраться поближе к столице, ну или, к примеру, в крепость Жесть, являвшуюся военной опорой всех северных имперских земель, прозываемую в народе Жестянкой. Однако рассчитывать на подобное если и приходилось, то лишь в то же сне.

— О чём задумался? — спросил Юлиан.

— А?… Так. Как говорится, о жизни да ни о чём.

— О жизни много думать нельзя, а то вдруг поймёшь, какая это, в сущности, никчёмная штука. И что тогда делать?

— Не знай.

Опёршись локтями на камни соседних промежек, они смотрели в подёрнутую туманной дымкой даль. Внизу по равнине ветер катил семейство иссохших бродячих шаров. Сначала из пустошей к подножию крепости, а когда сменялся, обратно в пустоши, туда и обратно, — тоже своего рода жизнь.

— Тут ребята из пятого говорили, что вчера видели древня. Правда, вдалеке.

— Конечно, — протянул Лопух, не отрываясь от созерцания пасторальных видов. Ветер холодил лицо, хоть как-то отгоняя дрёму. — А мне рассказывали про девственниц, замурованных живьём в подвалах комендантских башен, и что их души теперь сохраняют Стену от разрушения — оно как-то позанятнее… Если слушать всё, о чём здесь треплются, никаких ушей не хватит.

— Не скажи! — встрепенулся напарник. — Древни, в отличие от любимых тобою девственниц, существа реальные. Бывало, помнишь, подойдёт эдакий громила к самой Стене и давай по ней лапищами скрести. А они у них вылитые ветви с листочками-сучочками. Давно уже, кстати, не захаживали.

— А твои друганы из пятого случаем нового Нашествия там не разглядели? Может, ещё и гоблины с дикарями на нас ордою прут, мы ж ни слухом, ни духом?

Стражник даже привстал на носки, вроде как выглядывая что-то в отдалении.

— Война с нелюдью была больше двадцати лет назад. Про то уж забыли все. А древни каждый год появляются. Они же вроде «живых» деревьев, значит, скорее всего, из Глухолесья, что за пустошами лежит. Но зачем-то сюда идут. И чего им, спрашивается, неймётся?

Лопух хотел вставить слово. Рта раскрыть ему не дали.

— Представляешь, если они разумные? И таким образом пытаются вступить с нами в общение. А мы их огнём отгоняем. Я вот думаю, надо бы как-нибудь ради интереса одного пропустить, тогда станет ясно, чего они хотят.

— Угу, Стену сломаем, ради твоего интереса. Подпустим эту гадину к себе, а она нас — бац! — Лопух для наглядности хлопнул в ладоши, — и в лепёшку. С ними с дубовыми так просто не сладишь, обычные стрелы им нипочём, только огня и боятся. Уж лучше их издали палить, чтоб без проблем.

— Так-то оно так. — Задрав голову и сдвинув шлем с широкими нащёчниками повыше на лоб, Юлиан следил за полётом коршуна в клубящейся серой вышине. Тому, должно быть, всё Пустоземелье было видно от края до края. — Но вдруг и не так. Никто ведь ни разу не пробовал. А нет бы, по-умному поступить.

Лопух аж прыснул:

— Конееечно! Если по-умному, то можно. Отчего нет. Вот прям сейчас ступай к коменданту и передай ему свои бредни. Я ж в сторонке постою и послушаю, что он тебе ответит. Наш Мундир, говорят, в прошлую заваруху с дикарями себя так проявил, что в награду его поставили главою крепости. Может и на этот раз он захочет испытать удачу.

— Да ну тебя. Никакой фантазии.

Долговязый стражник нахлобучил обратно шлем и передёрнул плечами. Ни шерстяной плащ, ни тёплые перчатки не спасали. Ветер задувал, и увядающая трава в пустошах стлалась под ним волнами. Погода какой день держалась на редкость скверной.

— Я вот слыхал, что нелюдь на севере снова шумит, — в свою очередь поделился и так всем известной новостью Лопух. — Так что про Нашествие может ещё вернее будет, чем про твоего древня.

— Пошумит и угомонится. Или снова на Омар двинет, как в прошлом году. Нам от того ни тепло ни холодно, — отмахнулся напарник. — Пойдём лучше водички попьём. Что-то тут слишком тоскливо стало.

Зевая на пару, стражники отстранились от бруствера. Пялиться на голые просторы наскучивало не меньше, чем ходить по стене. Народ, что на галереях, что во внутреннем дворе весь куда-то разбрёлся. От города доносился лай особо неугомонной псины. Солнце между тем скрылось с концами. В мире повисли блеклые сумерки, точно вечер наступил раньше срока. Извивались и хлопали терракотовые флаги на шпиле донжона, чьё сферическое навершие грозило пронзить подбрюшье низко ползущих туч.

— Во, припустился! — коротышка Хряк приоткрыл дверь, высунул в проём голову и тут же отдёрнул. Лицо его блестело от стекающих капель. — Ни хрена не видно! Я туда не пойду.

— Никто не пойдёт, кому охота. — Лопух устраивался поудобнее, отставив мешающиеся ножны с мечом в сторону.

В небольшой караулке царил сумрак. Факел, торчащий во вбитом в камень кольце, коптил. Четверо стражников бездельно слонялись из угла в угол. Точнее слонялись двое. Лопух и Старый Ворчун полулежали-полусидели на скамье за пустым столом, привалившись спиною к стене. Юлиан с Хряком попеременно выглядывали наружу или подходили к стоящей в углу бочке, зачерпнуть ковшом воды. Снаружи буйствовал ветер, и хлестали упругие плети ливня.