— Алексей Петрович, — смущаясь, говорил Шурка, — не нравится мне, как относится Надежда Михайловна к Верке. Она ее сделала своей горничной: заставляет стирать и гладить свое белье, носить обеды с камбуза в кубрик… Я считаю, это неправильно.

— Ладно, я выясню, — ответил Колчанов.

Он ничего не выяснил, но стал еще более придирчиво наблюдать за взаимоотношениями Прониной и Верки, и скоро убедился, что Шурка прав. Но ведь все это были мелочи.

Через две недели исследовательские работы на Болони были закончены, и «Кристалл» взял курс к устью Амгуни. Это было утром. После завтрака Колчанов и Пронина остались одни в кают-компании — все ушли на палубу смотреть Амур.

— Алеша, я хочу с тобой поговорить откровенно, — сказала Пронина. — Мне кажется, ты на меня за что-то обижаешься. В чем дело?

И Колчанов честно рассказал о своем разговоре с Хлудковым.

— Конечно, иного от него и ожидать нельзя, — раздумчиво заметила Пронина. — Хочешь знать правду? — Она гордо вскинула свою красивую голову, посмотрела прямо и открыто в лицо Колчанову.

— Не только хочу, Надя, но обязан знать ее.

— Он преследует меня уже два года, — он из-за меня поехал в эту экспедицию. Алеша, милый, он надоел мне так, что я смотреть на него не могу. Пойми меня правильно, Алеша. Да, возможно, когда-то я дала какой-то повод ему, что-то в нем привлекало меня. Теперь он бесконечно противен мне, этот жалкий себялюб, бездарный завистник. Ну скажи, Алеша, разве я виновата в этом?

Нет, никакой душевной ясности не принесло Колчанову это объяснение. «Возможно, когда-то я дала какой-то повод ему…» Разве тактично было бы допытываться сейчас, что это за повод? Уж лучше бы она вовсе не говорила этого! К подозрительности прибавилась еще и ревность. Он все больше любил Надю, мысль о ней не оставляла его все время.

Так прошла вся поездка экспедиции в низовья Амура.

В первых числах августа экспедиция возвратилась на Чогор. Помимо общих сборов ихтиофауны, которые предстояло теперь делать на Среднем Амуре, в ее задачу входили поиски обской стерляди в районе Шаман-косы — излюбленном месте осетровых.

Обская стерлядь была выпущена в Амур пять лет назад в районе села Елабуги. О случаях вылова ее отдельными рыбаками поступали сведения не только из Елабуги, но и из сел, расположенных ниже Чогора. Колчанов решил: пока Хлудков будет заниматься поисками стерляди, он с небольшой группой совершит поездку на Сысоевский ключ, чтобы окончательно определить места для закладки аппарата Вальгаева.

К восьмому августа все неотложные дела были завершены и можно было отправляться на Бурукан. В экспедицию, кроме Колчанова, вошли еще пять человек: Пронина, Владик, Верка, Толпыга и Гоша Драпков. Тяжело нагруженный бригадный мотобот, провожаемый всеми обитателями стана, отчалил от берега. Солнце только что поднялось над грядой сопок, и долина Бурукана еще хранила ночную прохладу. Набирая скорость, мотобот ходко двинулся по Бурукану.

Чем дальше в глубь долины уносил мотобот путников, тем суровее становились картины природы. Все больше сужалась долина, круче и выше поднимались склоны гор, глубже и сумрачнее казались распадки, заросшие ельником. Куда ни глянь — повсюду глухомань непролазных лесных дебрей. Бурукан весело, с перезвоном бежал здесь, светлоструйный и прохладный, то прихотливо петляя между галечниками и песчаными наносами с замытыми в них корягами, среди дремучих тальников, то вдруг выпрямляя свое русло у каменистой осыпи. У подножия какой-нибудь громадной сопки он вдруг начинал шуметь и пениться на перекатах и среди прибрежных каменных глыб. В ином месте река расходилась по лесистой пойме на множество рукавов, и тогда бывало нелегко найти главное русло реки. Но Колчанову места были знакомы, и он уверенно вел мотобот. За Изюбриным утесом, могучей отвесной скалой поднявшимся над речкой, начались перекаты. Их пенистая лента протянулась почти на километр вдоль подножия правобережного обрыва. Левый берег в этом месте был приподнят метра на три над уровнем реки и весь порос старой черемухой, рябинником и дикими яблоньками. Деревья росли негусто, напоминая фруктовый сад, странно выглядевший в этом диком живописном уголке. Подлеска под ним почти не было, а только высокий буйный пырей.

О том, чтобы подняться через перекаты на груженой лодке, не могло быть и речи. Колчанов повернул ее к берегу и попросил всех спутников выйти на сушу. Пронина была в восторге от речки, от приятного плавания на мотоботе и особенно от вида этой поэтической рощицы, усыпанной ягодами.

Колчанов внимательно присматривался к поведению Прониной. Еще несколько дней назад, когда речь зашла об экспедиции на Бурукан, у него не было намерения брать ее с собой. Учитывая трудности, которые ожидают экспедицию, сугубо «городской» склад характера и неприспособленность Прониной к жизни в суровых условиях дикой природы, он просто хотел поберечь ее. Но Пронина сама настояла на поездке — ее тематика включала сборы бентоса и в притоках Амура. Настойчивость и решимость, с которой она добивалась участия в экспедиции, понравились Колчанову, и теперь он с теплым чувством наблюдал за ней, радуясь ее по-детски непосредственному восторгу.

Заглушив мотор, Колчанов сошел с лодки. Ребята уже двинулись берегом, только Пронина задержалась.

— Алеша, милый, я никогда не думала, что здесь такая прелесть! — порывисто говорила она, сжимая у груди ладони. Она вся светилась неподдельной радостью. — Я думала, что природа может быть красивой только в Крыму или на Кавказе.

— Очень рад за тебя, Наденька, — Колчанов залюбовался ею. — Теперь, надеюсь, ты понимаешь, что меня удерживает здесь.

— Да, да, теперь я понимаю, Алешенька…

Но, произнося эти слова, она уже начинала с ожесточением отмахиваться от комаров, тучей закружившихся над ними.

— Смажься репудином, Наденька, — Колчанов подал ей флакон. — Это пока первая плата за прелести, которые нас окружают, — заметил он, увидев, как недовольно сморщилось лицо Прониной.

Но она безропотно принялась натирать лицо, шею и руки липкой, пощипывающей кожу жидкостью. Надя уже не впервые прибегала к этому средству защиты от гнуса.

— Алешенька, а это очень опасно — проезжать здесь? — с тревогой спросила она, указывая на перекаты. — С тобой ничего не случится?