Когда они поженятся, он положит конец этим маленьким экскурсиям, как пить дать. Не пристало бродить по горам, как обычный пастух. Он продрался сквозь рощу пальмовых деревьев, чья походившая на руки листва по-идиотски замахала ему, когда он углубился в небольшой подлесок. Удаляясь от опушки, пальмолисты становились выше, их тонкие, как копья, стволы разветвлялись в кроны из пяти крупных листов, колеблющихся на ветру так, что напоминали болельщиков, приветствующих любимую команду. Листья скрыли звезды, и мрак сгустился. Иссохшие бурые руки мертвых пальмолистов хрустели под ногами, громче, чем пластековая обертка. У него начала зудеть шея. Достейн резко обернулся, уверенный, что кто-то смотрит ему в спину, однако за ним никого не оказалось.

— Поллейн! — зашептал он, не осмеливаясь закричать. — Поллейн!

Над головой шелестели листья. Краем глаза он заметил движение и побежал вперед так быстро, как позволяли ему слабые ноги.

— Стой! — воскликнул он. — Подожди меня!

Отблеск глаз, за которым последовал сполох презрительной улыбки. Она находилась по ту сторону ряда деревьев, прокладывая путь сквозь редкую растительность, стерегшую их границу. Внезапно побоявшись вновь потерять Поллейн из виду, Достейн бросился следом за ней и вырвался из-под полога листвы разгоряченным и раскрасневшимся.

Впереди уходил вверх голый каменистый склон. О крутизне подъема судить было сложно, он казался более пологим, чем был на самом деле, пока он не заметил тетю, как будто плавно скользившую высоко наверху. Она указала на запад:

— Взгляни! Солнце восходит! Лучше поспеши, толстенький племянник, иначе упустим его!

Она развернулась и запрыгала вверх, ловко перескакивая с камня на камень. Достейн оступился на первом же валуне, оцарапав себе колено. Он выругался. Во имя Императора, он выбьет из нее эту непочтительность. В лучах рассветного солнца черные тени посерели. Он огляделся по сторонам. Огни Очага Магора сверкали, словно разлинованные драгоценности у подножия горы, в его центре на пятьсот футов вверх вздымались шпили дворца. За городом раскинулась Великая равнина Норта. Вдаль тянулись городки со схожими решетками света. На дальнем краю горизонта виднелось сабельное лезвие оранжевого цвета.

Достейн поднялся на ноги. Пока расположение Поллейн зависело от его стараний, а не прихотей. Кроме того, было бы крайне неприятно преодолеть весь этот путь только для того, чтобы пропустить то, что она собиралась ему показать. Она только посмеется над ним, а он ненавидел, когда она смеялась над ним.

Он добрался до гребня подъема, когда над горизонтом разлился стремительный рассвет Гератомро. Луч света упал на фермы и поселки Великой равнины, двигаясь к Очагу Магора, поднимая ночь, словно завесу.

Поллейн лихорадочно замахала, чтобы он присоединился к ней у большого валуна. Там было много таких же схожих по размеру, многовековых камней, раскиданных по небольшой, поросшей жестким дроком полянке на выступе горы. Вершина, невидимая оттуда, где стоял Достейн, находилась еще пятью тысячами футов выше.

Самый крупный валун лежал почти в центре поляны, каменная игла, больше похожая на обелиск, чем на естественную формацию. Когда рассвет поднялся над солнечной стороной горы и достиг верхушки камня, тот отбросил на утес резкую черную тень, скрывшую склон.

— Какой ужас, — заметил Достейн, предпочитавший упорядоченность мануфакторума дикой природе. Но, что самое главное, он знал, что Поллейн нравились подобные пейзажи, и он таким образом хотел поддеть ее. Жалкая попытка, но он устал, и у него болели ноги. Он в жизни никогда так не потел. — И что я должен здесь увидеть?

— Дьявола из леса! — прошептала она.

— Что? Я думал, ты хотела пошутить! — Достейн окинул взглядом усеянную камнями поляну, всеми силами пытаясь показать, насколько ему скучно. — Мы выше линии деревьев. Я не вижу никакого леса, одни только камни.

— Дурак! Это не его настоящее имя. Так просто люди его зовут.

— Понятно, — ответил он, ничуть не убежденный.

Солнце вырвалось из-за края склона, затопив поляну золотом. Поллейн закрыла глаза и задрожала от его прикосновения. Достейн сглотнул. В лучах утреннего света она была даже еще прекраснее. Он представил ее в придворном наряде, а не в этих обносках, располневшей, с изысканным макияжем, побледневшей вдалеке от природы кожей, в мире, которому она по праву принадлежала. Он опомнился. При одной только мысли о подобном у него голова шла кругом. Или это был тот странный эффект, который Поллейн оказывала на его мозг? Та все еще дрожала, издавая едва слышимые звуки. Ему показалось, словно ее глазницы вспыхнули голубым светом. Это совершенно одурманило его.

Ее глаза резко распахнулись.

— Он идет!

Достейн сморгнул с глаз черные пятна.

— Ложись! — Рука Поллейн сомкнулась на его запястье, и утащила следом за собой. — Он не знает, что мы пришли. Ты спугнешь его. Он очень капризный.

Ее прикосновение оставило странное ощущение. Достейн посмотрел на ее лицо, однако не заметил ничего необычного. Похоже, свет ему померещился. Она творила с ним странные вещи по совершенно естественным, хоть и постыдным причинам, и у него перехватило дух.