Когда мы начинаем сводить воедино разрозненные данные об учениках, первое, к чему мы приходим, – это понимание того, что их идентичность, по-видимому, была для первых христиан не столь важна, как само число «двенадцать». Авторы Евангелий не всегда сходятся в том, кто именно входил в состав группы, а может быть, никакой отдельной группы из двенадцати учеников и не существовало, и когда сама идея «Двенадцати» все же появилась, авторам Евангелий пришлось постараться, давая им имена.

Во-вторых, если порядок следования в списке указывает на значимость – как это, судя по всему, и задумывалось изначально, – то роль отдельных учеников варьируется от списка к списку, что может попросту отражать факт соперничества различных групп в раннем христианстве. Имя Фомы, как кажется, «мечется» чаще других, – по мнению профессора Принстонского университета Элейн Пейглс, это может указывать на конфликты между группой, создавшей Евангелие Фомы, и другой, породившей четвертое Евангелие. По ее мнению, внимательное чтение Евангелия Фомы наводит на мысль, что четвертое Евангелие, по крайней мере отчасти, было создано как ответ на Евангелие Фомы – и на то, как в нем воспринят образ Иисуса [26] .

Третий вывод, который здесь следует привести: у Иисуса были и ученицы, и они были с ним всегда, но не вошли ни в один список. И все же Марк говорит нам, что эти женщины, среди которых первой почти неизменно упоминается Мария Магдалина, «следовали за Ним и служили Ему, когда Он был в Галилее» (Мк 15:40–41). Матфей ссылается на них и повторяет: они «последовали за Иисусом из Галилеи, служа Ему» (Мф 27:55). И Лука упоминает о женщинах, «последовавших за Ним из Галилеи» (Лк 23:49). Возможно, сама идея о том, что у Иисуса было двенадцать учеников, введена в историю Иисуса Павлом ради другой, сугубо еврейской повестки дня.

Если Иисус, как гласило одно из связанных с ним утверждений, должен был стать основателем нового Израиля, то в этом новом Израиле, как и в Израиле древнем, должно было быть двенадцать колен, или племен. В Евангелии от Матфея, незадолго до своего входа в Иерусалим, Иисус обращается к ученикам со словами: «Истинно говорю вам, что вы, последовавшие за Мною, – в новом бытии, когда сядет Сын Человеческий на престоле славы Своей, сядете и вы на двенадцати престолах и будете судить двенадцать колен Израилевых» (19:28). Лука цитирует слова Иисуса, сказанные ученикам во время Тайной Вечери: «Я завещаю вам, как завещал Мне Отец Мой, Царство, чтобы вы ели и пили за трапезою Моею в Царстве Моем. И сядете вы на престолах и будете судить двенадцать колен Израилевых» (Лк 22:30). Сторонники гипотезы «источника Q» утверждают: эти идеи, отсутствующие у Марка, но у Матфея и Луки достаточно сходные, чтобы заподозрить общий источник, могут быть заимствованы из этого ныне утраченного документа, причем более раннего, чем Евангелие от Марка. Если так, нам следует добавить: эти слова предполагают наличие Иуды в составе Двенадцати – возможное указание на то, что на момент создания «источника Q» история о предательстве одного из Двенадцати еще не получила развития. То же самое, как мы уже видели, справедливо и в случае с посланиями Павла.

Наконец, из истории, которую приводит Лука в Книге Деяний (1:15–26), со всей ясностью следует, что значение имело само число «Двенадцать», а не их личный состав – ибо сразу же после рассказа об отступничестве Иуды возникает настоятельная потребность восстановить число учеников до двенадцати, что приводит к избранию Матфия.

Итак, снимем с традиции еще один слой. Библия при внимательном прочтении не подтверждает то, во что почти всех нас приучили верить. Вероятно, и не было никакой группы из двенадцати учеников. У тех, кто привык воспринимать евангельскую историю буквально, может возникнуть ощущение, что все, чему они когда-то доверяли, рушится на глазах. Но все, что мешает нам воспринять Иисуса, который и породил изначально все эти объяснения, должно рухнуть так или иначе. Впрочем, суть евангельской истории не сводится к этим деталям, которые можно легко отставить в сторону, не ставя под угрозу саму суть христианской веры. Мы еще не завершили эту часть книги. Осталось удалить еще немало наслоений. Но уже сейчас некоторые неизбежно начнут задаваться вопросом: что же от нее останется – если останется вообще – к тому моменту, когда эта фаза подойдет к концу. Наберитесь смелости. Я не знаю иного способа достичь своей конечной цели, и потому настоятельно прошу вас продолжить путь со мной, даже если временами вам начнет казаться, будто мы вместе устремляемся во все более глубокую пропасть.

Творил ли Иисус чудеса? Есть ли вообще чудеса – сверхъестественные события, выходящие за рамки естественных причин? Может ли слепой от рождения прозреть, если помазать ему глаза слюной? Можно ли одним человеческим велением усмирить бурю? Почти во всей истории христианства учение Церкви о чудесах было ясным и непреложным. Чудеса, как предполагалось, происходили по двум причинам. Во-первых, о них сказано в Библии, а Библия – не что иное, как «откровение Божие» людям. Во-вторых, Иисус считался самим Богом в человеческом облике, и из этого логически вытекало, что весь сотворенный мир должен подчиняться его воле. Сегодня оба эти утверждения оспариваются как научным сообществом, так и миром христианских исследователей, хотя далеко не все отдают себе в том отчет.

Идею о том, что чудеса случаются, выдвигали в той или иной форме с незапамятных времен. В тех местах, где, по слухам, свершились чудесные исцеления, воздвигались святыни. Сверхъестественные видения описывались так часто, что масса людей исследовала эти феномены, стремясь подтвердить их подлинность. Газеты все еще публикуют отчеты о таких явлениях, словно те и впрямь обладают достоверностью, а туда, где они имели место, по-прежнему стекаются толпы. Евангелисты, притязающие на дар исцелять, даже в наши дни собирают огромную аудиторию и в свои палатки, и на трибуны стадионов, – не говоря уже о телевидении. Означают ли эти притязания или повышенное внимание к ним, будто в нашем мире действительно есть нечто, чего мы не понимаем, – или же они свидетельствуют лишь о повсеместном людском легковерии и страхах? Или, если поставить вопрос прямо: есть ли чудеса? Или все эти рассказы о чудотворной силе – просто вымысел, неизбежное следствие потаенной человеческой потребности верить в высшее существо, готовое за нас вступиться?

Если проанализировать сообщения о чудесах, первое, что бросается в глаза – то, до какой степени рассказы людей об их переживаниях обусловлены культурной средой. Ни у кого из нас нет ни малейшего представления о том, как на самом деле выглядели Иисус или Дева Мария: от тех времен до нас не дошло ни фотографий, ни портретов. Однако мы вправе предположить, что Иисус из Назарета, живший в I веке нашей эры, обладал, по всей вероятности, внешностью типичного жителя Ближнего Востока: смуглая кожа, подстриженные темные волосы, рост – где-то метр семьдесят, вес – килограмм шестьдесят. По крайней мере, такими в массе своей были мужчины, населявшие данный регион в эпоху исторического Иисуса. Тем не менее, если бы человек, похожий на настоящего Иисуса, предстал в видении перед любым жителем западного мира, вряд ли его хоть кто-то бы узнал – до такой степени он не соответствовал бы образу, созданному в рамках нашей культуры. То же относится и к матери Иисуса. Вместе с тем во всех видениях, о которых сообщают жители Запада, Иисус и Мария неизменно выглядят уроженцами Северной Европы, словно только что сошли со средневековых витражей. Разве этот факт сам по себе не доказывает, что мы – творцы собственных видений и что эти сверхъестественные явления не имеют ничего общего с объективной реальностью? Верно и то, что Иисус и его мать крайне редко являются (если являются вообще) приверженцам ислама или индуизма. Иными словами, любой разговор о религиозно ориентированных видениях неизбежно окрашен высоким уровнем субъективности – мы видим лишь то, что хотим видеть, и то, что запрограммированы видеть. Еще истории о чудесных исцелениях, как кажется, несут в себе не только стремление выдать желаемое за действительное, но и определенную долю эгоцентризма, – ведь они сосредоточены на вере в то, что твоя болезнь или беда твоих близких заслуживают особого божественного внимания.

Но тем не менее мы должны считаться с тем, что Евангелия содержат образ Иисуса, способного совершать сверхъестественные вещи, причем с такой регулярностью, что в различных евангельских текстах встречи с чудом можно ждать почти на каждой странице. Поскольку многие в христианском мире до сих пор допускают почти машинально, что если о чем-то сказано в Библии, значит, это должно быть правдой, переломить их образ мыслей и добраться до истины в вопросе о чудесах крайне сложно. Марк, Матфей, Лука и Иоанн наделяют Иисуса властью над природой и даром исцелений, а в трех случаях он даже возвращает умерших к жизни. Вопросы, поднятые этими рассказами, очевидны: это правда или нет? Были чудеса в истории – или их не было? Если вы – фундаменталист, ясное дело, вы скажете «да», ибо «так сказано в Библии», а больше никаких доказательств вам и не нужно. Отрицательный ответ – тоже не проблема: если некто отошел от христианской веры, он, скорее всего, уже ответил «нет» на оба вопроса. Но правда ли у нас нет никаких других вариантов? Или можно отклонить эти рассказы, как не имеющие ничего общего с реальной историей – и вместе с тем признать, что они таят в себе нечто не просто важное, но и неразрывно связанное с сутью христианства? И именно ради последнего вопроса и порожденных им возможностей я обращу внимание на чудеса, которые, согласно Евангелиям, совершал Иисус.