Драккена он, значит, не смог протащить через клетку. Что ж, пустячок, а приятно. Нам остается всего-навсего разобраться с Жителем и с тем, кого он сумеет сюда призвать.

Поезд наконец встал. Житель был все еще в миле от нас. И тут меня осенило.

– Я иду наружу, – провозгласила я. – Сумеете вести поезд следом со скоростью шага?

– А ты… – залепетал было рядовой, но тут же осекся: – Да, Охотница, мы все сделаем.

– Мне нужно наружу, чтобы призвать Гончих, и я не хочу призывать их, играя с ним в гляделки, – пояснила я.

Самый толковый молча протянул мне гарнитуру с наушниками. Она была совсем малюсенькая по сравнению с теми, которыми мы пользовались на Горе, но сути это не меняло. Я прилепила наушник-морковку куда надо и приладила микрофон на ниточке.

– Дай знать, когда открывать огонь, – сказал артиллерист.

Я задумалась. Всякие пакости вроде отдачи и осколков – ерунда, Гончие меня от них защитят.

– Сигналом будет слово «сапотеки» [4] , – ответила я.

Артиллерист посмотрел на меня с недоумением, но кивнул. Неудивительно: даже среди Охотников не многие слышали о сапотеках, а уж цив, знающий это слово, и вовсе диковина. Но для меня один старый сапотек – самый близкий из всех моих Учителей. Это Учитель Кедо, который первым преподал мне азы магии. Сапотеки – это его народ. Учитель Кедо объявился в Укромье почти сразу после меня. Мои Гончие тоже, в общем-то, были сапотеками, и, по всей вероятности, мой Учитель пришел в Монастырь из-за них.

Гидравлический люк над моей головой с шуршанием откинулся. К моим ногам упала лестница, и я выбралась наверх. Подо мной шипел, пыхтел и потрескивал локомотив. Лестница вниз отыскалась мгновенно, и вот я уже спрыгнула на землю. А спрыгнув, прибегла к боевому призыву.

Обычный призыв – это для экстренной ситуации слишком долго. А я сейчас без моих Гончих до ужаса уязвима каждую наносекунду. Поэтому призыв был боевой.

Как ни забавно, этот вид призыва для Охотника тоже что-то вроде инстинкта – и в то же время первые призывы всегда боевые. Я прикрыла руками глаза и прокричала слова, которые заменяли Письмена. Мандалы на моих ладонях зажглись. Нет, они правда зажглись – как будто их выгравировали прямо на коже огненно-красным.

Охотник платит за все, что делает. Боль – это цена скорости.

Я почувствовала, как раскрывается Портал, дверь в Потусторонье – слишком торопливый и небрежный способ, не то что с Письменами. И в отличие от двери с Письменами этот Портал долго не продержится. Раздался негодующий крик Гончих: они уже знали, что дела у меня плохи, и спешили ко мне, чтобы встать рядом.

И теперь они были в своих подлинных обличьях.

Ча, самая маленькая из Гончих, был величиной с лошадь. А самая большая размерами не уступала конюшне, в которой эту лошадь держали. С виду они были как галлюцинации, которые примерещатся разве что художнику в тяжелом угаре. Ха-ха. Но никакие они не галлюцинации – они самые что ни на есть настоящие. Был такой художник в Мексике, Педро Линарес, так он в горячечном бреду умудрился заглянуть в Потусторонье. Вот моих Гончих он там и увидел [5] .

Вообразите себе любого зверя. Утыкайте его шипами и рогами, привесьте крылья – словом, не жалейте подробностей. Потом нарисуйте его как-нибудь побезумнее и такими ядреными психоделическими красками, чтобы глаза слезились. Сделайте его размером с лошадь или больше, снабдите приличным запасом манны и способностью ее использовать и прибавьте какое-нибудь нормальное оружие: скажем, жала, когти, ядовитые клыки и чтобы зверь еще плевался огнем. И получится у вас алебрихе [6] , сапотекская версия Гончей. И Гончим нравимся мы, люди, а вот Жителей, насколько я могу судить, они на дух не переносят. И это дьявольски хорошо, а то бедняге Педро ввек не очнуться бы от лихорадки. Ого, только сейчас дошло: похоже, алебрихе его и исцелили.

Я вроде бы единственный Охотник, у которого Гончие-алебрихе. У большинства Гончие как собаки, у кого-то, правда, встречаются создания чуточку поэкзотичнее. Но алебрихе – только у Учителя Кедо и, видимо, у Охотников-сапотеков, если такие вообще есть, да у меня. Учитель Кедо каким-то образом узнал, что мои Гончие – алебрихе, и поспешил в Монастырь, чтобы обучать меня. Хотя он сам все время говорит, что в Монастыре ему нравится, он даже никуда оттуда не ездит. Учитель Кедо… он для меня не совсем как отец и не совсем как брат. Может, как дедушка? Я не знаю, сколько ему лет; он как все Учителя: когда им переваливает за пятьдесят, они начинают казаться одновременно и древними, и лишенными возраста. Если речь о магии – он сама серьезность. А так он веселый и сердечный. Каждую минуту каждого дня я ощущала его заботу. Он заботился обо мне самой и о том, какой я стану Охотницей. Все Учителя заботятся об учениках, но, по-моему, у нас с Учителем Кедо все было по-особенному.

Гончие, не похожие на остальных, – это, кстати, тоже дьявольски хорошо. Есть шанс, что Житель-Волхв не узнает их и не догадается, как с ними совладать.

Ча, как обычно, занял место рядом со мной, и мы двинулись навстречу Волхву. Гигантский локомотив еле-еле полз следом. Остальная стая выстроилась по бокам от меня, стараясь не прикасаться к клетке.

Внешне я выглядела спокойной, безмятежной и отрешенной.

Внутри я заходилась от визга. Прежде мне не доводилось сталкиваться с кем-то из высших Жителей один на один. То есть я видела высшего Жителя, но издали, и я тогда была не одна, а с Учителем – не со своим, а с Учителем Синдзи. Он уже сражался как-то с этим самым Жителем, и в этот раз рядом оказалась я. Ну и как, страшно мне сейчас, спросите вы. И не спрашивайте. Хорошо хоть поела уже давно, и штаны сухими остались. В горле пересохло, желудок крутит узлом, а сердце чуть из груди не выскакивает.

Ладно бы этот тип был обычный Житель. А то ведь Волхв. Жители, которых я раньше видела издали, и тот одиночка, на которого я наткнулась, – они все были дикие. Лохмы до колен торчат как попало, а в них чего только нет: дреды, косички, вплетенные перья, резные камешки, костяные обломки. Одеты в шкуры с мехом, и шкуры тоже всячески изукрашены на их безумный манер – бусами и побрякушками. Те-то Жители не были Волхвами; они владели магией не осознанно, а на уровне инстинкта. Рядом с настоящими Волхвами они сущие младенцы. И все же у себя на Горе мы предпочитали не убивать их, а прогонять, чтобы не разжигать кровной вражды. А внизу считалось разумным правило: увидел Жителя – убивай, не раздумывая. Потому что иначе он убьет тебя. Против Жителя никому не выстоять.