Шрифт:
…Как доложит наружная служба, дантист сразу же побежал к начальству – жаловаться на самоуправство.
Кошки-мышки
Гартье и Соколов были вызваны к градоначальнику Адрианову. Генерал-майор гневно размахивал руками:
– Как вы смеете врываться в частные дома? Почему беспокоите честных обывателей? У дантиста Лепиньша прекрасные характеристики, у него лечатся достойные люди!
Гартье дрожал как осиновый лист, а Соколов насмешливо проговорил:
– Александр Александрович, у дантиста Лепиньша уже два года никто не лечится: он тихо лежит на кладбище. Об этом – телеграмма начальника рижского сыска Кошко. И уважаемый вами лекарь должен ответить: куда делись пять женщин? Да и шестая, войдя к лже-Лепиньшу в дом, бесследно исчезла. Заодно неплохо бы узнать его подлинное имя.
Соколов не сказал, что успел отправить для опознания в Ригу фото дантиста, добытое «оперативным путем». И еще он приказал усилить наблюдение за дантистом: «Дышать ему в затылок, куда бы он ни пошел, демонстративно сидеть возле его дверей. Пусть видит, что он у нас на крючке, и пусть нервничает, авось и выдаст себя чем!»
Зато Жеребцов начал сомневаться:
– В доме трупов нет! Может, дантист не убийца? А то, что живет по чужому виду – мало ли таких! Я бы за фальшивый паспорт арестовал его, допросил, и дело сразу бы прояснилось.
– Если он убийца – то трупы не выдаст, за свою шкуру будет бороться. Давай дождемся ответа из Риги. Но пока кое-что предпримем. – И Соколов поделился своей задумкой.
Жеребцов был в восторге: он хохотал, хлопал в ладоши и с нетерпением стал ждать ночи – времени осуществления плана.
Загробные голоса
Ночью под окнами спальни дантиста раздался хор женских голосов, жалобно стенавших: «Душегуб, почто жизни нас лишил? Ах, горько нам!»
Дантист, чей сон прерван был столь жутким способом, подскакивал к окну, кричал в темноту: «Кто тут? Чего вам?» Ответа не было. Проходило полчаса, и вновь раздавались стенания: «Убийца, душегуб!»
С первыми лучами солнца, взлохмаченный, с торчащими усами, в ночной пижаме, дантист с шумом распахнул дверь. Увидав агента, сидевшего на пороге, обрадовался, заикаясь, спросил:
– Ночью вы, извините, тут были? Голоса слышали? Женские…
Иван Гусаков строго отвечал:
– Да, господин дантист, всю ночь, скажу прямо, дежурил. Но насчет голосов – это у вас мерещенье слуха.
– Нет, голоса явственные. Более того… – Дантист достал из кармана фото – шесть изображений женщин. Шепотом произнес: – На полу возле окна лежали. Неужели никого не заметили?
– У меня муха не пролетит! – гордо сказал Гусаков. – Эй, Новиков! Ты с торца стоял, голоса женского рода не слышал?
Из густых кустов сирени тут же вылез квадратный парень крестьянского вида, удивился:
– Никак нет, Иван Матвеевич, такого ничего не было. Всю ночь тишина, вот разве кузнечики…
Дантист поник головой, молча ушел в дом, оттуда целый день не появлялся и прием не вел. Ночью все повторилось заново: женские стенания, крики и проклятия дантиста, однажды пальнувшего в окно из антикварной пищали.
Последний вздох
На другое утро, спозаранку, в квартире Соколова зазвонил телефон.
– Господин полковник, Аполлинарий Николаевич, это Гусаков-папаша беспокоит. Скорей приезжайте, дантист яд принял, благим матом орет.
Менее чем через десять минут Соколов прибыл на место. Дантист в судорогах катался по полу. Дыхание было прерывистым, голова судорожно откидывалась назад, зрачки сходились к переносице.
– Челябуху при-ня-ял… – прохрипел он. – Скорее, в больницу… Хочу жить!
– Где трупы? – грозно крикнул Соколов. – Пока не скажешь, в больницу не отправлю.
Дантист страшно застонал, дернул головой:
– Под ковром!
Соколов сорвал со стены персидский ковер, тот тяжело грохнулся на паркет. На стене под потолком желто отсвечивала большого размера бронзовая крышка. Сыщик пододвинул к стене стол, поднял валявшийся на полу старинный кинжал и, вставив в зазор, нажал на рукоять. В образовавшуюся щель просунул ладонь, натужась, приподнял крышку. Тут же пахнуло смрадом.
– Ясно, крышка закрывает вентиляционный короб. Дантист сюда и сбрасывал трупы. В подвале наверняка в незапамятные времена хранились припасы. Но потом стену укрепили, вентиляционный вход замуровали. Ковер с оружием был повешен не случайно. Маскировка удалась. – Так говорил Соколов успевшему прибыть Ирошникову. – Юрий Павлович, отправь это исчадие ада в Лялин переулок, в полицейскую больницу.