Увидев Лену, Асель с видимым удовольствием потягивается и говорит, вручая ей свою ракетку:

— Сестра, кажется, ты хотела сыграть!

Через минуту Лена с Вовиком увлеченно прыгают вокруг стола, а мы с Аселей идём на кухню готовить.

— Где родители? — спрашиваю, помогая Аселе доставать чашки из шкафа. — И где сидеть будем?

— Да они у себя в комнате. Сидеть, наверное, в беседке на улице будем.

— А то я родителей на балконе не видел, когда мы заходили.

— Сидели там весь вечер. Когда вы подъехали, зашли внутрь. Видимо, переодеться, чтоб вниз спуститься. Так… Я режу колбасу и прочее, а ты завариваешь чай, годится? — интересуется Асель. И через секунду издаёт полный отчаяния вопль, — Шеше-е-е-ен… у нас хлеба нет!

— Не нервничай раньше времени. Кефир есть?

— Да, вот, — Асель растерянно протягивает мне большой пакет с кефиром.

— Ну, про муку не спрашиваю, у тебя сто процентов должна быть…

— Есть и мука, — с видом узника концлагеря и с затаённой надеждой в голосе отвечает Асель.

— Если в доме нет хлеба, но есть мука и кефир, значит, хлеб в доме всё-таки есть, — назидательно поднимаю палец. — Десять минут дай, сейчас булок наделаем.

— Каких? — зависает в прострации на секунду Асель. — У нас с тобой минут пятнадцать, чтоб на стол подать! Какие булки?

— Ха, учись, женщина… — И на её глазах за полторы минуты делаю тесто номер один, благо, духовка на этой кухне тоже разогревается за минуту. Надо будет и себе такую плиту купить, когда разбогатею…

Когда через семь минут я достаю из духовки противень с румяными горячими булками, глаза Асели по ширине почти равняются моим и приятно радуют моё самолюбие.

Лена, наблюдая эту картину через стекло террасы снаружи, машет мне рукой и заходит к нам.

— Доиграли? — недовольно спрашивает её Асель, не оборачиваясь.

— А то, моя взяла! — и Лена привычно припечатывает Аселю ладонью чуть ниже спины. Асель, как обычно, взвизгивает чуть не ультразвуком:

— Вот дура! Ну сколько можно?! Ну почему ты за столько лет не поумнеешь?!

— Хе-хе, ну прости, мать, не удержалась, — бросает Лена без тени раскаяния, — ты просто так уверенно наезжала на моего вначале по поводу булок, что это тебе в качестве наказания.

— А как ты это делал? — задумчиво спрашивает Асель, дожёвывая одну из булок, взятую с противня.

И я в очередной раз объясняю про стакан муки, полстакана кефира и треть чайной ложки соды. И семь минут при двухста двадцати градусах.

— Кстати, эта духовка ещё и влажность регулирует, видишь? — показываю Аселе регулятор влажности и резервуар, куда полагается заливать воду. — Тут можно вообще за пять минут спечь. На двухста пятидесяти градусах.

— Герой! — Ленина ладонь звучно припечатывает моё плечо. — Жрать спортсменам когда дадите? Я проголодалась…

…

Про торт-мороженое мы благополучно забыли, и он добросовестно лежал в машине полчаса… Хорошо, не успел растаять.

Я давно заметил: когда Лена и Асель находятся за столом с кем-то более старшим, они являются просто образцом заботливых вторых половин: даже чай себе самому наливать не приходится.

Меня от этой мысли почему-то начинает душить смех, и я шепчу на ухо Лене:

— Так и быть, не буду сейчас при всех говорить кто у нас готовит и посуду моет обычно.

— Тс-с-с-с, не вз-з-з-з-думай, — не разжимая губ, шепчет Лена, и чувствительно задвигает локоть мне в рёбра. — Задушу-уу. Ночью… — и далее, ничуть не стесняясь, поднимает тему, за которую я готов прямо здесь сделать с ней то, что она сама регулярно проделывает с Аселей. Когда та потом визжит ультразвуком. — Батя, Саша говорит, ты ему пять лямов не дал?

По-моему, под стол готовы провалиться все, кроме неё… Я не знаю, как реагировать. Только открываю рот, чтоб принести свои извинения за свою половину, которая тут по совместительству дочь, как Зоя Андреевна укоризненно произносит:

— Лен, ну когда ты уже повзрослеешь? Всем же неудобно.

— Да и не просил он у меня ничего! — обиженно подключается Роберт Сергеевич.

— Лен, ты сейчас делаешь мне очень больно и неприятно. Не пойму, за что, — говорю ровным голосом, не повышая тона.

— Блин, да ну вас, уж и пошутить нельзя, — съёживается Лена на своём стуле под неодобрительными взглядами окружающих. — И вообще, батя. Он мне сам первый сказал, что чужие деньги на такой проект брать нельзя…

— Саша, не сердись на неё, — мягко говори т Зоя Андреевна. — У неё иногда прорывается…

— … детство в жопе, — громко шепчет Асель, но все слышат. Как ни странно, под общий смех это разряжает атмосферу и далее разговор идёт без напряжения.

Вова с Зоей Андреевной и Аселей через десять минут уходят к вольеру с собаками, а я с удивлением ловлю себя на том, что мне интересно услышать мнение отца Лены.