— Саня, я прошу тебя сегодня же рассчитаться с мойкой. — серьезно говорит Котлинский, глядя мне в глаза. — Если хочешь, сумму за следующие двадцать недель я тебе выдам наличными прямо сегодня. Либо переведу на тот счёт, на который скажешь.

— Объясните, пожалуйста? — недоумеваю я.

— Если у нас есть шанс вылечить хотя бы пятерых в год с третьей стадией, как Анна, эти деньги не стоят того, чтоб микроскопом забивать гвозди, — кивает на сумму моих доходов на мойке Котлинский. — Ты же, по факту, продаёшь своё время? Вот давай это время у тебя куплю я. Авансом, чтоб тебе было спокойнее. А ты, вместо мойки, лучше ходи сюда вечером. И хоть одного пациента веди дополнительно.

— Дайте подумать секунду…

— Не дам. — Так же серьезно говорит Котлинский, так же глядя мне в глаза. — Тут не о чем думать. Без тебя на мойке справятся?

— Уже да. Процентов на девяносто.

— А если вообще не справятся, что будет? — продолжает задавать смешные вопросы Котлинский.

— Машины грязными останутся.

— А сказать тебе, что будет, если мы вылечим на трёх человек в полгода меньше, чем могли бы? — смотрит мне в глаза Котлинский. — Ты уверен, что это сопоставимые величины? Грязная машина с одной стороны — и неоказание помощи только потому, что ты на мойке?

— В таком разрезе не думал. — честно сознаюсь Котлинскому. — Как-то привык, что забочусь о себе сам. Что риски нужно сводит к минимуму. Любые авансы — это риски. Но правы вы, я не спорю…

— Хорошо, давай как бизнесмены. Напиши на листке, сколько за неделю у тебя потенциальных рисков на мойке. Учти, что можете испортить салон, что зальёте водой систему, ещё что-то такое. Да я сам со своим эскалэйдом попадал, — отвечает он на мою вопросительно поднятую бровь. — потому в курсе, что риски тоже есть!

Дисциплинированно пишу цифру, немного подумав.

— Нет, мне давать не нужно. — отказывается смотреть в цифру Котлинский. — Сам смотри. Теперь приложи свой недельный заработок. Он уже записан. Оцени стоимость риска на мойке. А теперь зачеркни риск и оставь только доход. Повторюсь, это — компенсация от клиники за твоё время, чтоб на работу ты ходил только сюда.

— Так, конечно, привлекательнее. — не могу спорить с очевидным.

— И чтоб не осталось недоговорок. Саша, специалист, который хотя бы одну онкологию в жизни вылечил успешно, без работы не останется. В нашем мире точно. Никогда и нигде. Даже если в НОВОЙ КЛИНИКЕ, тьфу-тьфу… не буду продолжать… Даже с финансовой точки зрения тебе лучше у меня практиковаться убирать эти опухоли. Особенно если мы возьмём не недельную перспективу, а хотя бы полугодовую.

— Мне нужно время передать дела на мойке.

— Без проблем. Никто не гонит. Тем более, до ожидаемого мной шквала, ещё нужно как минимум долечить Анну.

Я заметил, что природная скорость моих мыслительных процессов почему-то здесь периодически снижается. Возможно, какая-то разница в метаболизме. Сейчас был именно такой момент.

Когда я понял, что банально «торможу» в разговоре, я сконцентрировался и «досчитал» очевидную ситуацию до конца. С той скоростью, с какой надо.

Потому, окончательная оценка ситуации и окончательный ответ много времени не заняли.

Проблема в том, что я сам не чувствую, когда начинаю «тормозить». Надо обдумать, что с этим делать и как бороться.

Анна, оказывается, всё время нашего разговора сидит в приёмной и ждёт, пока мы закончим. Неудобно, не знал.

Сегодня Котлинский никуда не уходит. Когда мы с Анной начинаем работать, он старательно наблюдает за нами обоими из своего кресла, потом начинает писать какие-то вопросы на бумаге и дает их прочесть мне. Видимо, чтоб я ответил.

К сожалению, его почерк таков, что я не могу не то что ответить, а даже просто прочесть ни слова из его каракулей. Вместо «шифрования», предлагаю общаться шёпотом.

В конечном итоге, он выясняет, что именно я «вижу», что и как мы делаем, какова роль иголок, и потом спрашивает:

— Саня, а вот эти иголки китайские… Ты уверен, что это резонаторы?

— Если точно, камертоны и резонаторы одновременно. Да, уверен.

Следующий его вопрос ставит меня в тупик:

— Если китайцы создали такую сложную систему, не обсуждаю эффективность, просто констатирую… Может, и у них есть кто-то, кто, как и ты, умеет «тренировать иммунитет»?

— Всё может быть. Мне откуда знать? — шепчу Котлинскому. — Пекинский Университет Китайской медицины в русской версии сайта ничего не объясняет толком. В английской — как в русской. А по-китайски я не силён. Другие аналогичные заведения, если и есть, мною в сети не обнаружены.

— Понял, «будем искать», — явно пародируя кого-то, что-то лихорадочно строчит в телефоне Котлинский. — Ладно, мне всё ясно я пошёл.

…

Ровно в двенадцать ноль одну мой телефон начинает нервно вибрировать в кармане. Поскольку с Анной мы уже закончили, отвечаю, не глядя на экран: