– Вадим, я тут рассказ Достоевского прочёл – «Сон смешного человека». Это что-то поразительное, это перевернуло всё мое мировоззрение, обязательно почитай! Кстати, не знаешь случайно, где моя ваза?

– Ты имеешь в виду люстру?

Лет в 14 мы с Денисом, сидя у меня дома, заметили вдруг почти обнаженную прекрасную девушку, мывшую окно своей квартиры в доме напротив.

– Смотри! – воскликнул Денис, показывая на нее.

– Ого! – одобрил я. – Вот это да! Это номер.

– Далековато только, – посетовал Денис.

– Да, но уже отсюда понятно, что она ослепительна! – восхитился я.

– У тебя есть бинокль? – спросил Денис.

– Ммм… Да, брали как-то в Большой театр на «Лебединое озеро», – признался я.

– Тащи его сюда!

– Ты что же, хочешь осквернить этот священный бинокль, созданный для созерцания искусства, похотливым подглядыванием?! – ужаснулся я. – Как можно? Чудовище!..

– Природа выше искусства, – возразил Денис. – Обнаженное и свежее девичье тело – что может быть выше этого? Вот совершенство! Вот венец творения! – восклицал Денис, старательно пряча зарождавшийся у него между ног характерный бугорок.

– Тоже мне лорд Генри, – скептически заметил я. – Ладно, хрен с тобой. Принесу.

Прокравшись в родительскую спальню, я незаметно стащил из комода театральный бинокль.

– Я первый! – закричал Денис, едва сдерживая пресловутый бугорок.

– Почему это? Бинокль-то мой! – не согласился я.

– А идея моя, – гордо заметил Денис. – Информационное общество диктует примат идеи, духа над примитивным физическим обладанием.

– Ладно, только недолго, – ответил я, пораженный его талантом к демагогии. – Потом сразу мне.

Денис впился глазами в прекрасную незнакомку.

– Приближение слабовато, – сказал он с легким разочарованием. – Но я уже различаю ее загорелое обнаженное тело с крепкими мускулистыми членами.

– Какими еще членами? – ужаснулся я.

– Ну, руками и ногами, – как ни в чем не бывало пояснил Денис. – Ты что, не читал приключенческой литературы 19-го века? Типа «развязавшись, путники принялись разминать свои затекшие члены».

– Короче, Склифосовский, – отрезал я. – Давай бинокль.

Я вырвал бинокль у него из рук, сам дрожа от нетерпения. Девушку и впрямь было видно не очень четко, но уже ясно было, что она походит на спортсменку. Какую-нибудь соблазнительную звезду рекламы и тенниса вроде Курниковой. Сильное молодое грудастое тело, почти обнаженное.

– Вадим, – сказал Денис, сглатывая слюну. – А у тебя есть… подзорная труба?

– Чего? – поразился я.

– Ну, может, космосом в детстве увлекался? Звёзды, планеты, романтизм, ночные мечтания?..

– Увлекался! – рассвирепел я. – Но теперь ты хочешь осквернить своей звериной похотью уже всё мироздание, всю Вселенную?.. Не дам! – возопил я, словно сам был девушкой.

– Но, Вадим, – вкрадчиво ответил Денис. – Что в мире может быть выше любви, красоты? Можно ли осквернить что-то ею? Разве что одухотворить, освятить, – торжественно заключил он, плотно сжимая ноги.

– Ааа! – закричал я. – Ну и демагог!..

– Это всего лишь правда, – скромно проговорил Денис. – Истина.

Я притащил из кладовки старый родительский телескоп. Но всё равно не хотел сдаваться так просто.

– А подумал ли ты над этическим аспектом? – коварно спросил я. – Нам же с детства внушали: стыдно подглядывать! Разве ты не помнишь?

– А разве ты не видишь, не чувствуешь всей страстности этого горячего юного тела? Оно ощущает свое совершенство, свою удивительную власть над людскими сердцами, и само хочет обнажаться, привлекая к себе восхищенные взгляды.

– Может, девушке просто жарко стало от работы, вот она и сняла кофточку? – спросил я.

– Она наслаждается демонстрацией своей красоты! – убежденно воскликнул он. – Разве ты не видишь?

– А что бы сказал Достоевский, если бы узнал, что ты хочешь подсматривать за этой неосторожной девушкой? – спросил я. Это была моя последняя попытка.

– Достоевский… – вздохнул Денис. – Он понял бы меня. Он был великим знатоком страстей человеческих. К тому же, если она хочет, чтобы мы ее видели, это будет для нее добром. Всё творчество Достоевского – проповедь добра.

– Хрен с тобой, – вздохнул я. – На!

Я торжественно вручил ему телескоп.

Денис взял его, впившись глазами в смелую загорелую красавицу. Через пять секунд он с каменным лицом протянул телескоп мне.

– Что случилось? – встревожено спросил я. – Твой рассудок помутился от превосходящей человеческие помыслы красоты?