– Илья!

С подоконника соскочил высокий парень.

– Лёня! Вот здорово!

Они обнимаются, жмут друг другу руки.

– Что это вас сколько собралось? – спрашивает Векшин.

– Еще больше будет, – отвечает Леонтьев.

Он уводит Векшина к подоконнику и вкратце излагает ему ту обстановку ожидания, в которую они попали со дня приезда и которую Векшину придется теперь разделять вместе с ними. Он уже заканчивал свой рассказ, как во дворе послышался шум подъезжающей машины и голоса.

– Берегов-Сережин, – определил Леонтьев. – Ба-альшой начальник.

Через секунду дверь распахнулась и в комнату вошел низенький человек. Тяжелые геологические сапоги грохотали по полу, полы пиджака развевались, показывая желтую блестящую кобуру, на голове торчала немыслимого синего велюра шляпа, из-под которой сверкали большие, в желтой роговой оправе очки. Ни на кого не глядя, он стремительно прошел к столу, плюхнул на него раздувшийся от бумаг портфель и сразу же начал в нем копаться.

Пожилой мужчина в морском кителе отложил газету и первым подошел к нему. Его лицо, открытое, потемневшее от ветров и солнца, странно контрастировало с густой сединой волос.

– Кто это? – шепотом спросил Векшин.

– Черныш. Начальник механической мастерской, – так же тихо ответил Леонтьев.

Они слезли с подоконника и вместе со всеми обступили стол.

Берегов-Сережин все так же, ни на кого не глядя, продолжал вынимать бумаги.

Вдруг он заговорил:

– Ну, что? Знаю, знаю. Я тоже жду самолет. Вы его просто ждете, а у меня…

– Но, послушайте, – сказала пожилая женщина. – Зачем же вы нас вызывали? Ведь я от отпуска отказалась, приехала.

– Лучше б вы ждали самолет, чем он вас, – сказал Берегов-Сережин.

– Ну, знаете, это просто возмутительно!

Пожилая женщина покраснела от гнева и пошла из конторы.

– Пойдем и мы, – сказал Леонтьев. – Каждый день одно и тоже.

Люди выходили группами, обсуждая создавшееся положение. Молодая женщина в форменном кителе со звездочками инженер-геолога 2-го ранга уговаривала ту, которая спорила с Сережиным:

– Да, Вы, Любовь Андреевна, не расстраивайтесь. Хотели идти в отпуск, ну и отдыхайте себе на здоровье.

– Я не о времени, – отвечала Любовь Андреевна. – Просто возмутительно.

Вышли из конторы Берегов-Сережин и Черныш. Сережин был красен от возбуждения, растрепан. Векшин услышал, как он крикнул:

– Я здесь начальник!

– Гнилая философия, – сказал Черныш. – Не наша. Люди не хуже тебя. Вызвал – изволь заботиться.

Берегов-Сережин, не отвечая, сел в машину. Немыслимая шляпа торчала над ним таким же колом, из-под пиджака отто-пыривался «наган».

– Давай! – крикнул он.

«Газик» рванул и, обдав стоящих пылью, унес его нелепую фигуру.

– Пистолет в шляпе.

– Ну его. Пойдем, город посмотрим.

– Я пойду в фонды, – сказала Любовь Андреевна. – Успею еще поработать часа два.

Они пошли со двора, сначала все вместе, потом кто направо, кто налево и вскоре в группе, где шел Векшин, осталось несколько человек.

Была та предвечерняя пора теплого и солнечного майского времени, когда день уже кончался, а вечер все еще не наступал. Проспект имени Сталина сверкал широким асфальтом. Шумный и людный, он напоминал московскую улицу Горького. Так же витрины магазинов выставляли напоказ свои товары, пестрели афиши кино, стоял телеграф, кратким словом «Енисей» объявлял о себе ресторан.

Векшин шел с Леонтьевым. Впереди двигались Черныш и два механика, Павлик и Сережа. Черныш ступал твердо и встречный поток людей обтекал его, как обтекает вода устои моста. Блестя орденами шли военные, пестрели яркие платья девушек, в синих, серых, коричневых костюмах, с портфелями, свертками, просто безо всего, задевая друг друга, останавливаясь у афиш, исчезая в дверях магазинов, торопливо взбегая по ступеням телеграфа, двигались различные люди. Этот живой поток, не умещаясь на тротуарах, заплескивал с обеих сторон мостовую и автомобили тревожно гудели, расчищая себе дорогу.

Векшин и Леонтьев шли молча, разглядывая людей и здания, и только у городского сада, там, где через площадь возвышались новые пятиэтажные корпуса, Леонтьев сказал:

– Строится город. Который раз приезжаю и все он по иному выглядит.

Векшин ответил не сразу. После напряженных и поспешных сборов в Москве, после стремительного бега поезда, после горячих споров соседей, в которых и сам он принимал участие, ему не терпелось поскорее углубиться в тайгу, окунуться в работу, вызвать к жизни еще скрытые природой силы. Он уже видел будущее этого края и не хотел откладывать это будущее ни на один день. И думая о своем, он машинально ответил Леонтьеву: