Сколько прожитых минут, сколько счастья и беспечности таилось под неряшливыми штрихами и буквами!

Но тут его взгляд упал на полку с книгами. Она стояла как и прежде, не тронутая рукой матери. Пальцы пробежали по пыльным корешкам: "Морские узлы", "Атлас морей и океанов", "Пятнадцатилетний капитан"…

Пятнадцатилетний капитан.

Он грезил морем.

Грезил с детства.

И ушел.

В свои пятнадцать ушел навстречу стихии.

Однажды он задал себе вопрос, стоило ли оно того.

Затем повернул штурвал и решил, что стоило.

"Как я посмел оставить ее?

На десять долгих зим. Этот вопрос терзал меня все это время.

Как она тут без меня?

Но почему-то я не мог поступить иначе.

Что толкает людей уходить из мест, в которых они родились и выросли, что заставляет их покидать дом, где они имеют все, ради неизвестности, в которой у них нет ничего?

Но у меня было не 'ничего'.

У меня было море."

Но тут его взгляд упал на тумбочку. Там, рядом с его фотографией, стояла небольшая вазочка. Христоф подошел ближе и принялся рассматривать её. Обычная, медная, с белой полосой, обрамляющей её, на которой красовалась надпись на двух языках.

"Мама так любит все старое. В особенности латынь."

Надпись гласила

Hic dormit phoenix

Здесь спит феникс

В ту минуту, когда взгляд Христофа упал на фразу, все вдруг прояснилось для него, сердце невольно кольнуло, руки задрожали. Вмиг обессилев, он сполз по стене на пол, прожигая яростными, но такими опустевшими глазами полку с книгами. Отдышавшись, мужчина испуганно бросил вазу обратно и с трясущимися руками убежал в сад. Там он сел среди маков, запрокинул голову и, глотая слёзы, прошептал: "Пройдут года, и феникс проснётся вновь.

Проснись и ты."

Вечерние лучи солнца пробивались сквозь питерские тучи, растягивая тени деревьев в длинные полосы кружев на аллее. Толпы людей сновали взад-вперед, с жадностью разглядывая разложенный на прилавках товар.

Чего там только не было! Забытые богом антикварные игрушки, вязаные шали, манящие изумрудной росписью пряники…

Я стоял в самой гуще событий напротив лавки и ждал, пока некто безымянный подаст мне горячий глинтвейн через маленькое окошко.

Вдруг порыв ветра донес до меня сладкий запах, возвращающий куда-то в прошлое. Мёд… Да, именно. Запах верескового мёда повёл меня по шумной ярмарке в самый ее центр. Сначала я шел за ним неосознанно, но, как только увидел в лавке до боли знакомое золотое зелье, цель прояснилась.

– Молодой человек, что вы там стоите, подходите, попробуйте!

Я моментально оказался у прилавка. Продавец что-то настойчиво болтал, пока я медленно, смакуя, поглощал с палочки вересковый мёд.

Мои мысли уже были далеко отсюда, в старой деревне, где прошло моё детство. Воспоминания захватили моё сознание, и вот я уже снова бегу босиком по полю следом за сестрой, сухая трава хлещет нас по ногам, тучи мошек поднимаются с земли при каждом новом шаге, но я бегу, мне нельзя отставать. Мы догоняем нашу любимую собаку, которая по размерам не сильно разнится со стоящей неподалеку лошадью. Но вот я слышу голос дедушки, он велит нам не бегать слишком близко, чтоб не попасть под косу.

Запах сухой травы вдарил мне в нос.

Последние дни августа.

Я лежу на телеге, кто-то легко коснулся моей руки. Я поднимаю голову, щурясь от солнца, и вижу сестру, протягивающую мне букет колокольчиков.

Я опять бегу по полю, навстречу закату. Я вижу рыжий горизонт и улыбаюсь ему. Я вижу птиц, летящих вдаль, и кричу, подражая их воплям.

Последние дни августа.

Хлопок по плечу и выжидающее выражение лица Продавца Мёда вывели меня из раздумий.

Я купил баночку и медленно поплелся по ярмарке. Снег падал, укутывая суетящихся людей, а в голове по-прежнему теплился запах колокольчиков и рыжего августовского солнца.

– Вы верите в параллельные миры, Мисс Агнет? – спросил молодой человек лет двадцати, садясь на покосившуюся скамью в белой обшарпанной беседке, в продолжение разговора, явно его слегка утомившего, но являющегося столь интригующим, что он не посмел бы оборвать его даже ради положенного вечернего чаепития. "Хотя может и стоило бы," – пронеслось у него в голове в тот момент, когда он облокотился на беседку, на лету закидывая ногу на ногу.