В самом деле: если и была когда-то у Носова хоть одна обращенная лишь ко взрослому читателю книга — «На литературные темы», то нынче и она вошла в состав более крупной книги под названием «Иронические юморески», которая выпущена уже «для детей старшего возраста».

В то же время даже при долгих поисках вряд ли удастся обнаружить хоть одну абсолютно не смешную книгу Николая Носова. Смех — главный двигатель его творчества. Больше того: нет, пожалуй, другого такого писателя, у которого можно найти такую широкую смеховую палитру: тут и юмор, и сатира, и ирония, и сарказм, а то и гротеск встречается.

Наконец, в отличие от подавляющего большинства юмористов, Носов зарекомендовал себя и теоретиком смешного: ему принадлежит, в частности, глубокая и интересная статья «О некоторых проблемах комического», опубликованная в 1957 году в сборнике «Вопросы детской литературы».

И потому, когда речь идет о жизни и творчестве Николая Носова, любой поворот темы неизбежно выведет на дорогу смеха.

Когда я писал эту главу, автобиографическая повесть Носова «Тайна на дне колодца» (к сожалению, она оказалась для него последней) еще не была опубликована. Не располагая достаточными сведениями о писателе, я вынужден был обратиться к Николаю Николаевичу с просьбой рассказать о своей жизни и работе. И вот что он сообщил мне в ответ:

«Сейчас я пишу повесть или роман на автобиографическом материале и очень остро ощущаю, как трудно сказать коротко о том, о чем и длинно-то рассказать трудно. Поэтому на Ваш вопрос („Как Вы росли, как учились, что привело Вас в литературу для детей, что сделало юмористом и сатириком и т. п.“) я ответил бы так:

Сначала я рос очень медленно, так как не любил есть суп и манную кашу. Моим родителям стоило больших трудов усадить меня за стол и заставить поесть как следует. Особенно ненавидел я манную кашу, которой предпочитал колбасу: любительскую, булонскую, краковскую и, конечно же, ливерную. Но мои родители почему-то считали, что колбаса вредна для желудка ребенка, и очень редко давали мне этот продукт питания, разве что по праздникам только. Вскоре я заметил, что отстаю в росте от своих сверстников. Это меня встревожило. Я спохватился и стал побольше есть, чтобы наверстать упущенное и поскорей вырасти. Теперь я ел всё, что мне давали, без разбора: и колбасу, и суп, и манную кашу, даже пшенную кашу, и пил молоко. В результате хотя я вырос и не очень большого роста, но все же не так чтоб уж очень маленького, а лучше сказать, среднего. Учился я тоже сначала неважно, и вовсе не потому, что у меня не было способностей к учению (как я полагаю), а потому, что не понимал сначала, для чего нужно детям учиться. Мне казалось, что гораздо полезнее бегать на свежем воздухе, играть в разные игры и читать интересные книжки. Потом я, однако, понял, для чего дети учатся, и засел за учебники, да так, что просиживал за ними и дни, и ночи. В конечном итоге из меня получился человек если не умнее других, то, во всяком случае, и не глупее.

Детским писателем я стал потому, что, когда я вырос, мне вообще захотелось стать писателем. А стать писателем мне захотелось потому, что у меня была интересная жизнь, и у меня было о чем порассказать людям. К тому времени я уже заметил, что люди (даже взрослые) многого еще не понимают, а поскольку дети понимают еще меньше, то лучше писать для детей. Со временем дети вырастут и станут взрослыми, и им не нужно будет читать о том, о чем они уже прочитали в детстве. К тому же, по моим наблюдениям, дети гораздо серьезнее взрослых, и они не воображают о себе много, то есть не думают, что они все на свете уже постигли и им ничему не надо учиться.

Почему я стал юмористом? Насколько я себя помню, я всегда был юмористом. Когда я, совсем еще младенцем, ездил в трамвае, то очень любил, сидя на ручках у матери, смотреть в окно и вести репортаж о том, что я видел, то есть высказывал комментарии по поводу попадавшихся мне на глаза пешеходов, кошек, собак и извозчицких лошадей, которых в те времена много встречалось на улицах. Эти мои репортажи или комментарии почему-то очень смешили пассажиров, ехавших с нами в трамвае, хотя я лично не находил ничего смешного в этом своем детском лепете. Когда это у меня началось, я никак не могу припомнить. По-моему, я так и родился, то есть это у меня от природы, как сказал поэт: „Дар природный, дар случайный…“, и моей лично заслуги в этом никакой нет.

А вот сатириком меня сделала жизнь. Писателя не станут читать, если он не будет говорить людям правду. Но поскольку не всякую правду приятно слушать, то чтоб было приятнее, лучше говорить эту правду, смягчив немножечко шуткой. Таким образом, получается и смешно, и приятно, и в то же время полезно. Это и есть сатира. А сатирики — это люди, которые смягчают жизненные удары, чтоб нам не было так уж больно. В общем, хорошие люди, полезные. И я не очень обижаюсь, когда меня иногда обзывают сатириком. Это еще пережить можно».

Надеюсь, вы заметили, что все эти объяснения Николая Николаевича окутаны дымкой иронии, и не стоит их понимать впрямую. Но в любой шутке есть доля правды. И как ни парадоксальны суждения писателя о сатире, вроде бы совершенно противоречащие обычным о ней представлениям, а доля истины есть и тут. Ведь сатирик редко прибегает к лобовому обличению порока, а чаще всего прикрывает (если хотите, и вправду смягчает) это обличение иронией, насмешкой. Хотя смягчает, разумеется, только на первый взгляд. Скрытая, «смягченная» насмешка действует не сразу, зато много дольше и болезненней.

Ну, а если бы Носов не стал юмористом и сатириком? Тогда, наверно, он стал бы популяризатором. И даже выдающимся. Потому что многие книги писателя (если не сказать даже — большинство его книг), помимо чисто художественных задач, талантливо решают задачи популяризаторские.

Чаще всего к популяризации прибегают журналисты, реже — писатели, чтобы донести до широкого читателя новейшие достижения науки. Нынешняя наука так сложна, что понять суть ее открытий не всегда легко. Тут и требуется «переводчик» с языка науки на язык общедоступный.