Не надо думать, что остранение применяется только в художественной прозе; приемом этим успешно пользуются и поэты. С особым искусством применял его замечательный советский поэт Даниил Хармс, причем не только в стихах, но и в своих, почти всегда шутливых, письмах. Охотно пользовался этим приемом и Гайдар, когда случалось ему писать письма малышам. «Я вчера ходил в лес, — сообщает он девочкам пяти и семи лет, дочерям писательницы А. Я. Трофимовой. — Медведя, волка и лисицу не видел, но зато видал на заборе живого воробья.

У нас здесь живут люди с двумя ушами. По ночам они ложатся спать, а днем их кормят сырыми яблоками, вареной картошкой и жареным мясом. Мыши здесь ночью не ходят, потому что все заперто…»

Что же касается Драгунского, то ему не раз приходится прибегать к остранению. И понятно, почему приходится: ведь главное в жизни его Дениски — это освоение мира, в котором мальчик то и дело открывает что-то новое, неизведанное. А новое с непривычки всегда выглядит странным. Прием здесь, таким образом, не самоцель — он вызван особенностями изображаемого героя.

Возвращаясь к сцене семейной ссоры, свидетелем которой стал Дениска, можно сказать, что в данном случае, прибегая к остранению, писатель рассчитывал, видимо, и на комический эффект. Однако при этом он ничуть не нарушает жизненной правды: психологически Дениска ведет себя в этой сцене (как и во всех остальных, впрочем) абсолютно естественно. Он ведь в самом деле ничего не смыслит в происходящем, а потому и не может связать странные для него действия родителей в единую логическую цепь.

В зависимости от возраста читателей смех над Дениской возникает по разным причинам. Дети смеются над ним потому, что на его примере видят собственные ошибки и промахи (человеку вообще свойственно смеяться над чужими ошибками и промахами, а детям и подавно). Взрослых же смешит Денискина наивность и непосредственность, смешит его система ценностей, по которой светлячок или гусиное горло оказываются важнее вещей куда более значительных. Редко кто из взрослых удержится от улыбки, услыхав восторженное восклицание мальчишки: «Мама, кричи ура! На Арбате белых мышей дают!» («Живой уголок»).

Но в рассказах грустных взрослые смеются над Дениской уже далеко не безоглядно. Потому что юмор, возникающий здесь, таит в себе не только улыбку, но и поэзию. Вроде бы случайно брошенные Дениской сравнения, комментарии, характеристики вдруг обретают крылья, оказываются чуть не выше того, что могло бы прийти в голову взрослому поэту.

«Это были птички амадины. Маленькие-маленькие белые снежки с блестящими клюквенными клювиками величиной с полпальца. Откуда они взялись? Они, наверное, нападали с неба. Они, наверное, были осадки, а потом ожили, вышли из сугробов и давай летать-гулять по нашим дворам и переулкам перед окнами, и, наконец, впорхнули в этот павильон, и теперь устали и сидят каждая в своем домике, отдыхают. А люди стоят перед ними целыми толпами, молча и недвижно, и любят их изо всех сил» («Белые амадины»).

Чего здесь больше — юмора или поэзии? Поэзии явно больше. Но юмор тоже присутствует, и присутствием своим оттеняет картину, невольно нарисованную Дениской.

Да, невольно, именно невольно — вот в чем прелесть этой картины! Дениска ведь не стремится нарочно покрасивей расписать то, что увидел. Он как бы сам с собой рассуждает о том, что открылось вдруг его глазу и слуху.

И как поэтично звучит в этом описании сухое, казенное слово «осадки», вроде бы совсем не идущее сюда по стилю! Оно, пожалуй, и служит в этой картине главным источником комического. Но оно же придает ей поэтическое своеобразие [11] .

11

Не надо думать, что этот неповторимый Денискин монолог создан самим писателем, а герою только приписан. Нет, скорее всего он подслушан в жизни, и именно от ребенка. В том-то и дело, что такой мальчик, как Дениска, мог нарисовать такую картину.

В своих блокадных дневниках, опубликованных под названием «В осажденном городе», Л. Пантелеев вспоминает, например, о шестилетней девочке Вале, которая не раз изумляла его неожиданными и в то же время поразительно точными сравнениями.

А как наивно, но по существу абсолютно точно выражает Дениска достоинства фильма «Фантомас»! Серьезные критики спорили в свое время, чем этот художественно заурядный фильм так притягателен для зрителей самого разного возраста, и не пришли к общему мнению. Дениска же выразил это точно и коротко: «Во-первых, тайна! Во-вторых, маска! В-третьих, приключения и драки! И в-четвертых, просто интересно, и всё!» («Фантомас»).

Вот уж поистине: умри, Денис, лучше не напишешь!

Достоинства Дениски не только как героя комического, но и трогательно поэтичного выступят особенно ясно, если сравнить его с Мишкой Слоновым — главным Денискиным другом. Если бы не рассказ «Что любит Мишка» да уже известный нам «Рабочие дробят камень», где Мишка с Костиком ловят Дениску на «слабо», можно было бы утверждать совершенно смело, что в Мишкином лице мы имеем, что называется, дублера Дениски — настолько дружно действуют они в самых разных ситуациях, настолько полно совпадают их интересы.