«Проснусь сейчас, и нет ничего, — стучалась в голове Ирэн одинокая странная мысль, — Ничего. Совсем…»

Шорох бумаги, одежды.

На удивление беспокойные пальцы, щупающие пульс.

Жесткий валик дивана под головой и запах, запах другой эпохи.

«Я снова здесь, — не открывала глаз в бессильном отчаянии Ирэн, — Ничего не вышло».

— Придется в вашем кабинете работать, Алексей Семенович, — беспокойно говорил странно-знакомый голос, — Вы уж не обессудьте, сами видите…

— А что я? — покорно отвечал второй, — Мы же все государство — вам и решать.

— Как же позвать-то ее? — явно задачился Зубатов, — Мы так долго в себя приходить будем.

— Ариной, — шепнула девушка одними губами, но следователь расслышал даже от стола.

— Арина? — переспросил он, — Как Пушкина няню?

— Тогда Ирой, — открыла глаза девушка, отметив про себя, что и за сто лет ничего не поменялось. Снова этот Пушкин…

— Так все-таки как? — не отпускал ее руку Зубатов, — Может, Ироида Семеновна Суконская?

— Это не я, — устало опустила веки Ирэн.

— Да уж, — улыбался собеседник, — С Иркой «Легендой» у нас дружба старая, помогала мне она по политической части. Кто только прибрал ее? Не знаете?

— Идемте к вам, — храбрилась Ирэн.

— Да мой кабинет в другом здании, — искренне беспокоился Зубатов оглядывая девушку, будто оценивая ее состояние, — Дотерпите?

Ирэн кивнула и поползла с дивана, но голова закружилась снова, и она осталась на месте, забившись в угол дивана к валику.

— Сергей Васильевич, — обеспокоился следователь, — Может, конвой?

— Не стоит, — обернулся тот, — Ты вот что, давай-ка лучше экипаж во двор управления загони, чтобы не видели нас, как съезжаем.

— Уже стоит, — молодецки гаркнул следователь и вышел за дверь.

— Так все-таки о чем говорить будем? — отодвинулся на другой край дивана Зубатов, — О политике? По уголовной части?

— О многом, — разлепила губы Ирэн, — Что-то вам покажется странным, что-то невозможным, но все правда. К примеру, тот же Кишиневский погром? Завтра Пасха. Кто работать-то будет в праздники?

— Никто! — грустно отозвался собеседник, — Россия всегда от души празднует. Остальное — побоку.

— А жертвы?

— Знаете, начни мы активничать и предотврати погром, обзовут паникерами, мол, ничего и быть на местах не могло. Интриги начнутся, еще что-нибудь. У меня и так положение не то что шаткое — но под серьезным прицелом.

— Вы?

— А что я, неприкасаемый? — засмеялся Зубатов, невольно располагая себе откровенной улыбкой, — Заслуг много, потому и держусь пока. Оступись — никто не поможет…

«Кум, — вспомнила Ирэн оперативников из двадцатого века, — Точную формулировку Петр выдал. Такому не захочешь, а поверишь — и ведь не играет совсем..» — Неожиданно она снова почувствовалала себя «в шкуре» Кассандры, — Так что с Кишиневом делать будем? — шевельнула она валик обитый гобеленом в темно-зеленый «рубчик».

— С Кишиневом мы с вами закладочку сделаем. Информируемся без жестких распоряжений, мол, так и так. Я запрошу еще данные оттуда и обстановку телеграфом. Через пару часов все у нас будет. Там посмотрим. Ну, а вы-то как, Ира, приходите в себя?

— Так пришла уже, — улыбнулась та, — Чаю бы сейчас.

— Все у меня, — забеспокоился Зубатов, раздраженно стрельнув на двери быстрым взглядом, — Что-то долго он.

Но не успела Ирэн ответить, как створки открылись, и вошел следователь с конвоирами.

— Вы уж простите, Сергей Васильевич, — проговорил он, — А конвой я все-таки сочинил, да и бумажки подготовил — чтобы закончить нам эту историю честь по чести так сказать.

— Интересно, — поднялся Зубатов с дивана, — И под каким именем ко мне поедет задержанная?

— А, как и была, — хитро улыбнулся следователь, сверкнув пенсне над пухлыми щечками, — Ироида Семеновна Суконская. Нам же с вами лишние огласки ни к чему.

Экипаж тряско подпрыгивал на мостовой, отдаваясь по всему телу крупной дрожью.

— Эх, не зима, — сочувственно глянул на гримасу Ирэн Зубатов, — На санях-то как по маслу катишься.

«Ничего не меняется, — вспоминала девушка дороги своего микрорайона, — Ничего. Те же ухабы и ровные «зимники» по морозам», — и спросила уже вслух, — Почему вы мне поверили?