В 20.00 штаб группы подготовил приказ, который требовал: «Привести в боевую готовность для взрыва (1 положение) майору т. КОРНЕЕВУ РОГАЧЕВСКИЙ и ЯХРОМСКИЙ мосты и начальнику подрывной команды жел. дор. войск кап. ШЕВЧЕНКО – железнодорожный мост (56 км) к 24.00 27.11. 41 года» [181] .

В это время на рубеже канала удалось сосредоточить уже три бригады армии. 55-я сбр с 5-м олсб обороняла участок от Гари до Татищево. 29-я сбр с 1-м олсб располагалась на фронте от Татищево до Афанасово, имея передовые подразделения в Сысоево и Астрецово. 47-я сбр с 3-м олсб занимала позиции от Шустино до Бол. Ивановского, имея один батальон за каналом на линии от Бол. Муханок до Морозок. В тот же день произвел передислокацию 701-й пап армии и был включен в группу поддержки пехоты 29-й сбр. Он занял огневые позиции в районе Борисово – Ярово [182] .

Были сделаны и такие распоряжения, оказавшиеся нелишними на следующий день: «В штаб 50-й стрелковой бригады, выступившей утром 27 ноября из Загорска, был выслан офицер связи с приказом о сосредоточении бригады в районе Яхромы не позднее 10–11 часов 28 ноября.

Начальник штаба армии получил указание направлять все войска, прибывавшие в Загорск, в район Дмитров, Яхрома» [183] .

И, наконец, командующий армией в свою очередь не забыл и о мостах через канал. Он приказал командиру 29-й сбр полковнику Федорову «обеспечить связь… с начальниками подрывных команд Рогачевского и Яхромского мостов через канал Москва – Волга на их минно-подрывных станциях – по телефону к 24.00 27. XI.41 г.» [184] .

Более того, через полковника Леошеню было приказано прислать в штаб армии по два делегата связи от команд Рогачевского и Яхромского мостов для передачи приказа на взрыв [185] . Это была страховка на тот случай, если делегат будет по дороге убит или ранен. А, возможно, приказ должны были передать двое, чтобы взаимно подтвердить его правильность. То есть налицо желание с одной стороны иметь гарантию на случай неисправности телефонной линии, а с другой – исключить возможность случайного подрыва в результате какой-нибудь провокации. Но вот того, что должна была делать подрывная команда, если перед мостом появится противник, а телефон будет молчать, эти меры не предусматривали. Кроме того, вполне можно было выделить взвод для охраны и патрулирования непосредственных подступов к мосту. Однако это не было сделано. Видимо, командарм считал, что если на западной окраине Яхромы завяжется бой, то у него будет время принять окончательное решение. Он не предусмотрел, что немцы могут попытаться захватить мост до начала общей атаки.

Между тем оберет Мантейфель «под охраной нескольких человек отправился для рекогносцировки местности на близлежащий холм, с которого он и сопровождавший его офицер могли видеть город и мост через канал» [186] .

Трудно сказать, где находилась точка, с которой велось наблюдение. Более всего для этой цели подошла бы вершина холма севернее Елизаветино (отметка 236.1), либо его склон, обращенный к Яхроме. В наши дни он порос лесом, а перед войной в ходе строительства канала его берега и ближайшие окрестности были очищены от растительности. Картину, которую увидел перед собой Мантейфель, нетрудно представить и сейчас.

Особенности местности делают ее удобной для обороняющегося на восточной стороне канала при отражении атаки с запада, а для обороняющегося на западной стороне – от атаки с востока. Помимо естественной и искусственной водных преград (реки и канала) обороняющийся владеет господствующими высотами, что позволяет контролировать всю лежащую впереди местность. Только овладев высотами на противоположной стороне, противник мог начать свои действия в направлении Дмитрова и Загорска.

Немцы не знали, какие силы будут противостоять им при попытке образовать плацдарм. Но было ясно, что если мост будет взорван, то даже слабый заслон сможет нанести атакующим большие потери, поскольку у переправившейся пехоты не будет поддержки танков. Прямой путь к мосту перекрывала линия окопов, расположенная перед городом. А в том, что он заминирован, у противника не было никаких сомнений. Понимая все трудности, связанные с выполнением поставленной задачи, командир боевой группы рассчитывал, в основном, на быстроту и внезапность. В связи с этим кажется, что дальнейшие действия противника очевидны: немного передохнуть, и вперед. Надо сказать, что и штаб дивизии по радио требовал немедленных действий [187] , а изрядно промерзшее воинство стремилось добраться до теплого жилья и рвалось в бой. Как вспоминает Мантейфель, «…офицеры, унтер-офицеры и рядовые солдаты боевой группы просили меня вести их на штурм моста в тот же вечер» [188] .

Братская могила в Горшково. Сюда были перезахоронены павшие в боях на рубеже р. Дятлинки 27.11.1941 г. (из Зверково, Пулихи и Юрьева), а также погибшие из окрестных деревень: Кончинино, Лишенино, Матвеево, Нестерово, Пулиха, Савелово, Спиридово, сел Сысоево и Подмошье, пос. фабрики 1 Мая. Всего похоронено 34 человека, известно 11 имен.

Возможно, кому-то покажется, что ирония здесь неуместна и автор слишком дал волю своей фантазии. Перед лицом смерти в бою холод кажется чем-то второстепенным. Однако люди, повоевавшие зимой, так не думают. Особенно это касалось солдат вермахта в конце 41-го года. По воспоминаниям Ганса Лейбеля, бывшего в тот день под Яхромой, солдаты и офицеры Мантейфеля располагали только легкими короткими шинелями и узкими сапогами [189] .

А вот свидетельство командира 6-й стрелковой бригады 6-й тд генерала Рауса, относящееся к эпизоду, который произошел пару недель спустя: «Остаться в открытом поле – значило обречь на верную смерть солдат, не имевших теплой одежды. Поэтому полковник фон Вальденфльс приказал отступить к более удаленной деревне» [190] .

Известно, что зимой 1941—42 г. Красная Армия часто несла большие потери, атакуя в лоб какую-нибудь деревеньку, и это не всегда было следствием плохой тактической выучки или неумных требований начальников, а часто происходило из-за стремления поскорее обрести теплый ночлег. Это касалось и немецких войск. Вот замечание того же автора о зимней кампании: «…Все бои разворачивались вокруг деревень, которые представляли собой укрытие от мороза. Группы деревень образовывали собой естественный рубеж, за который сражались атакующие и защищающиеся, полностью забыв об иных тактических факторах. Если русские не успевали днем захватить деревню, они поспешно отступали на ночь к ближайшему населенному пункту, находившемуся в их руках» [191] .

Сначала Мантейфель не прислушался к голосам тех, кто требовал действовать немедленно: «К сожалению, я был вынужден с тяжелым сердцем отказать им в этой просьбе и принял решение штурмовать мост на следующее утро, чтобы дать возможность всем частям соединения выдвинуться вперед и организовать ведение огня всеми участвовавшими в атаке подразделениям» [192] . Несомненно, немецкого командира волновала опасность того, что мост через канал в любой момент может быть уничтожен. Однако, видя эту опасность (отсюда выражение «с тяжелым сердцем»), он предпочел продолжить профессиональное выполнение своих обязанностей и тщательно подготовить предстоящие боевые действия. «Тянувшиеся гуськом» войска еще не вышли на исходные позиции, а в топливных баках танков оставался минимум горючего.