Мне снова, как и много раз до этого, снится все тот же сон. Ко мне подходит Николай и вкладывает пистолет в мою дрожащую руку. Напряжение сковывает грудь, чувства вины и сожаления засасывают меня в свой черный омут. Я смотрю на противоположную стену, к которой прикован Алекс. Только на этот раз там не Алекс.

На меня смотрит Неро. На его лице ни единой ссадины, на обнаженном мускулистом торсе нет крови, которой обычно в изобилии в этом кошмаре.

Николай убирает прядь волос с моего лица.

— Стань той, кем должна была стать, голубка, — подушечка его большого пальца скользит по моему подбородку. Я закрываю глаза, и слеза скатывается по моей щеке. — Всади пулю в голову: либо ему, либо себе, — скрипит зубами Николай, почти касаясь губами моего лица.

Я открываю глаза и вместо того, чтобы увидеть Алекса, умоляющего меня выстрелить в него, вижу Неро, и он приказывает мне сделать это. Легкая улыбка появляется на его губах, и моя рука непроизвольно двигается, поднимая пистолет, словно я всего лишь веревочная марионетка. От паники к горлу подкатывает ком, и я, задыхаясь, отчаянно пытаюсь опустить пистолет.

Я смотрю на Неро, и слезы текут по моему лицу, когда понимаю, что должно произойти. Он смотрит на меня с дерзкой улыбкой.

— Делай свое грязное дело, Morte.

Мой палец давит на курок, звук выстрела эхом разносится по комнате, тело Неро, прикованное за руки, обвисает.

— Неро! — кричу я и падаю на колени.

Я просыпаюсь от того, что не могу дышать. Глаза затуманены от слез. Тело дрожит. Я пытаюсь сделать вдох. Рядом слышится болезненное кряхтение Неро, затем его рука опускается на мое лицо, но он снова падает на подушки и шипит сквозь стиснутые зубы. Я сердито смахиваю предательские слезы и выскальзываю из кровати. В голове, не переставая, звучит голос Николая: «Ты — оружие, а оружие не плачет».

— Куда ты пошла, Morte? — каждое слово произносится с усилием, и я знаю, насколько ему больно.

— Скоро вернусь, — пользуясь случаем, я иду на кухню, чтобы прихватить оттуда аптечку. В ней есть разные обезболивающие и еще пара ампул морфина. Взяв шприц и иглу, я возвращаюсь в комнату. Обрывки сна крутятся в голове, как сцены из фильма ужасов. Но потряс меня не сам сон, а то, как сильно я переживала, убив Неро. Я не помню, чтобы меня охватывало такое чувство потери даже тогда, когда убила Алекса. Я любила его, но всегда знала, что это плохо закончится. Мы росли в аду, и он никогда не стал бы настолько сильным, чтобы перенести все уготованные на нашу долю зверства. Он был слишком добрым, слишком слабым. Он слишком сильно любил и слишком многим жертвовал. Неро же, напротив, всегда видится мне несокрушимым, несгибаемым, как утес, противостоящий урагану. Неро — это не Алекс. Неро — нечто большее. Неужели я не понимаю, что представляю для него такую же опасность, как и он для меня? Сон был слишком близок к правде и казался очень реальным.

Вернувшись в спальню, я сажусь на край кровати и включаю ночник. Неро стонет и, щурясь от света, поворачивает лицо ко мне. Вид у него бледный — от привычной золотистой смуглости не осталось и следа. Он смотрит на меня, и я, опустив взгляд на зажатую в руке ампулу, начинаю сосредоточенно вскрывать упаковку шприца.

Он обхватывает мой подбородок своими сильными пальцами и заставляет взглянуть на него.

— Не прячься от меня, Morte.

— Я и не прячусь.

Его глаза слегка щурятся, а уголки губ приподнимаются в некоем подобии улыбки. Неро убирает руку от моего подбородка и проводит большим пальцем у меня под глазом.

— Ты чертовски красива, когда плачешь, — мрачно говорит он.

Я зажмуриваюсь, а его большой палец, скользнув по щеке, мягко обводит контур моих губ.

— Расскажи мне о своем сне. Ты выкрикивала мое имя. Я причинил тебе боль?

Открыв глаза, я сосредотачиваюсь на его губах, потому что не хочу смотреть ему в глаза.

— Скажи мне, что может заставить плакать саму смерть, — шепчет он, убирая руку.

— Я стреляла в тебя, — признаюсь я.

Его губы сжимаются, и я, подняв глаза, встречаю взглядом его лицо с приподнятыми бровями.

— Да, ты стреляла, — сухо отвечает он, пристально глядя на меня своими темными глазами.

Я качаю головой.

— Я убила тебя.

— Ты убила многих.

— Это … — мой голос обрывается, слова застревают в горле, а Неро, склонив голову набок и прищурив глаза, наблюдает за мной. — Там все было по-другому. Я чувствовала себя … чудовищем, — хрипло выговариваю, не в силах объяснить ему причину. Когда во сне я нажимала на курок, у меня душа словно разрывалась на части. Не хочу, чтобы Неро для меня что-то значил.

— Потому что ты и есть чудовище, — он ослепительно улыбается. Это случается настолько редко, что я не могу оторвать от него глаз. Он так красив.

— Держать в руках своего внутреннего монстра или позволить ему завладеть тобой. Вот разница между гениальностью и безумием, Morte, — Неро морщится и манит меня пальцем. Не говоря ни слова, я забираюсь к нему на колени и усаживаюсь, оседлав его бедра. Неро ухмыляется, а я, зарывшись пальцами ему в волосы, притягиваю его к себе. Мои губы прижимаются к его губам, и весь хаос в голове стихает, потому что на эти несколько секунд все вокруг перестает для меня существовать. Такое единение с ним дарит мне ощущение защищенности. Рядом с Неро я чувствую себя в безопасности, и это чертовски пугает, потому что такие люди, как мы, никогда не бывают в безопасности.