– Я что, склеротичка? А кто такой Котарбинский?

– Один из художников, расписавший ее любимый Владимирский собор. Маша тебе лучше расскажет.

– И это твое важное дело?

– Ну, если у тебя есть дела поважней…

– Конечно, – Чуб выпрямилась с оскорбленной газетой в руках – загнать уже забурлившие намерения Землепотрясной под лавку было непросто, точнее – невозможно вообще. – Я – Киевица. И если у меня по Киеву бродят неучтенные привидения, из дома бегают кошки, а мужики бросают и душат женщин, все это имеет ко мне прямое отношение!

Солнце мигнуло и погасло. И показалось: навек, и мир навсегда останется унылым и серым. Но оно просияло вновь. Лишь в кронах деревьев университетского ботанического сада напротив гнездился туман, и туман уже знал, что вечером он проглотит весь Город.

Осенние листья летели так медленно, что казались висящими в воздухе, – Киев получил расцветку в желтый листочек.

Упрямо зеленеющая трава у Владимирского собора стала мохнатой от рыжей листвы, и по ней с важным видом прогуливался большой черный ворон. Каштаны на бульваре уже осыпались, но подтянутые, как строй солдат, тополя – упрямо зеленели, не собираясь сдаваться октябрю.

Две слишком светские богомолки подошли к желтым византийским стенам Владимирского и остановились неподалеку от двухсотпудовых двухстворчатых черных дверей с барельефами – узорная княгиня Ольга и пышнобородый, похожий на Илью Муромца, вооруженный мечом святой князь Владимир косо посмотрели на прибывших. Двери-ворота были закрыты, входить следовало через боковой вход.

– Ничего что у меня губы накрашены? – неуверенно спросила одна из богомолок.

– Нормально, – сказала вторая с видом знатока и достала из сумочки нарядный синий платочек с золотыми египетскими иероглифами.

– Ой… туда посмотри. Да сюда не молиться нужно ходить, а с мужиками знакомиться, – первая немного нервозно хихикнула и игриво указала глазами направо.

Богомолки застыли, напрочь забыв про Бога при виде прекрасного, как языческий бог, темноволосого и темноглазого парня, держащего на руках совершенно не похожего на него малыша – полугодовалого голубоглазого и беловолосого мальчика с лицом херувима.

– Я и не знала, что мадонны с младенцами бывают мужского пола! – снова хихикнула первая.

– Я вообще не знала, что такие мужчины бывают, – отозвалась вторая, повязывая на голову бирюзовый платок. – И не голубой вроде – с ребенком!..

– Все голубые теперь тоже с детьми… Даже Киркоров родил себе что-то.

– А эта, рядом с ним, рыжая – кто?

Обе с вопросительным любопытством воззрились на невысокую тонкую девушку в длинной юбке и светлом платке, закабалившем ее огненно-рыжие волосы.

– Жена, наверное, – сказала первая, рассматривая готическое и рыжебровое лицо из коллекции Кранаха Старшего, – красивая… нестандарт.

– Красивая? – возмущенно изумилась вторая. – Вообще никакая. Уродочка. Зуб даю, она его няня. О, черт… – поход во Владимирский собор явно отменялся. – Не поверишь, зуб прихватило, – проныла она, хватаясь за подборок, чувствуя, как с каждой секундой боль нарастает, становится нестерпимой.

Облаченная в узорные одежды тринадцатипудовая Ольга на главных дверях на секунду приподняла опущенный взгляд и переглянулась с пятнадцатипудовым князем Владимиром на соседней створке:

«Видел, внучек? Люди, люди… не стоит обижать Киевицу!»

– Иди сама, – говорил тем временем Киевице ее спутник Мир Красавицкий. – Я подожду.

Рыжая Маша кивнула, глядя, как ее сын Миша привычно обвивает шею Мира двумя руками, – как и многие дети, он чувствовал себя куда комфортней на руках у отца. Только Мир не был отцом ему.

– Ты прав. Миша еще слишком маленький, чтобы идти в Прошлое, – в голосе матери звякнула неуверенность.

Она с подозрением покосилась на крупного ворона, прогуливающегося между двух уже заснувших на зиму черных фонтанчиков для питьевой воды.

Ворон наклонил голову набок и внимательно посмотрел прямо на Машу.

И Маша Ковалева решилась…

Поднялась по ступеням к боковой левой двери, поклонилась.

– Именем Отца моего велю, дай то, что мне должно знать, – прочитала заклятие Хранительница вечного Города и, сделав шаг, прошла сквозь столетие.

…Владимирский собор был новым и ярким.

…Владимирский еще и не был собором – ему предстояло ждать освящения несколько лет, и часть его стен были расчерчены деревянными лесами.