Где–то в королевстве Адус. Восьмой круг. Первый ров.

– Пусти, одоробло, пусти,– верещала Бригитта, кусая ядовитыми зубами руки держащих ее двух огромных охранников–церберов. Руки тех в мгновение ока покрывались кровоточащими язвами, наливались гноем и отваливались, правда, всего лишь на мгновение, чтобы в следующий миг вырасти вновь и замереть в смертельном захвате.

– Бри, девочка моя,– плачущим и уговаривающим тоном вещал стоящий тут же ее отец, герцог Сантан,– прекрати издеваться над папой. Папа плохого не посоветует. Папа лучше знает, что нужно его любимой дочурке.

Дочурка пыхтела, наливалась устрашающей краснотой, отдающей в багровость, своего и так не совсем бледного личика, и продолжала упрямо кусать охранников. Те стоически терпели, отращивали себе новые руки, но даже ни на мгновение не изменяли выражение преданных лиц–морд.

– Ну, чего ты взбесилась, Бри?– продолжал допрос любящий отец.– Все же хорошо. Подумаешь, не пригласили на королевский бал. Мы хоть завтра у себя устроим такой праздник, что все вокруг локти себе откусят, причем в самом прямом смысле. А папа твой поднапряжется и выпустит в сторону этих хамов пару–тройку смертельных проклятий. И Лихонелла с Дрыгеллой, твои подружки, уже сегодня к вечеру покроются неизлечимой коростой. Правда, против короля я ничего делать не буду. Тут уж, доча, сама понимаешь: наш великий и славный Адиус Девятый таких шуток не приветствует. Можешь остаться без любящего папулика. А остальных всех–всех прокляну.

Доча заинтересованно затихла, приоткрыв свой немаленький роток, и даже вырываться перестала на некоторое время, и папа, видя ее интерес к своим словам, развил данную тему.

– Твой папа не абы кто, доча, а правитель Восьмого круга Адуса, его Первого рва и свою значимость осмысляет. Не смог папа получить для тебя приглашение, ведь ты еще несовершеннолетняя. Как видишь, папа тоже дома остался и никуда не поехал.

При последних словах родителя Бригитта взвилась раненым драконом, зарычала устрашающе и принялась снова обкусывать руки держащих ее охранников. Один из них, не ожидав подвоха, выпустил дочурку из смертельного захвата, и та рванула в сторону высоких стрельчатых окон (что дальше собиралась делать девица непонятно– то ли прыгнуть вниз, то ли выглянуть на улицу и глотнуть свежего воздуха), таща второго гиганта за собой.

Лицо герцога Сантана искривилось в сожалеющей гримасе, он щелкнул костистыми перстами (именно перстами, так как длинные пальцы его были унизаны россыпью всевозможных колец и перстней), и дочура застыла на одном месте. По ее телу пробежала болезненная судорога, и красные глаза обвиняюще уставились на любящего родителя.

– Потерпи доченька, – тут же запричитал он,– папочка просто привяжет тебя к дому.

– Мне больно,– возмущенно отозвалась «доченька».– Прекрати свои фокусы, папа.

Герцог подошел ближе, положил костлявую руку на лоб дочери и дунул ей в лицо. Сноп ярких искр вырвался из его рта, и Бригитта затихла.

– Ну, вот и хорошо,– обрадовался любящий родитель.– А теперь мы поговорим. Отпусти ее, придурок,– рявкнул он на второго охранника, продолжающего крепко сжимать руку дочери,– идите все вон.

Могучие охранники–церберы поклонились и вышли, плотно закрыв за собой дверь.

– Присядь, доченька, присядь,– засуетился Сантан,– хочешь, прикажу принести твоего любимого огненного лимонадика? Вон взопрела вся.

Доча клацнула в его сторону челюстью и с независимым видом бухнулась в рядом стоящее кресло, прожигая родителя отнюдь не любящим взглядом.

– Ничего не хочу,– с ненавистью исподлобья выговорила она.– Я почти совершеннолетняя. Мне столько же лет, сколько Лихонелле с Дрыгеллой. Однако же, их папочки добились приглашения на королевский бал. А ты только говоришь, что любишь меня, а сам, а сам…,– она закусила губу, пытаясь не показать отцу злых кровавых слез.

Сантан потер затылок, глубоко вздохнув, уселся в кресло напротив дочери и принялся объяснять:

– Они постарше тебя, Бри. Тебе двести девяносто девять только–только исполнилось, а этим пигалицам по месяцу до трехсот осталось. Просто им сделали исключение. Да и папаши их прощелыги отменные. У Дрыгеллы отец повелитель Второго Рва льстецов. А, как говорится, не подмажешь – не поедешь. Кто ж лесть в наше время не любит? Он так оплел нашего короля ее паутиной, что Адиус Девятый на многие его выходки смотрит сквозь пальцы. А у Лихонеллы папа повелитель Десятого Рва фальшивомонетчиков. А без денег сейчас никуда, даже и без фальшивых…. Зато твой папа – честный обольститель и сводник. Искр из адского пламени не хватает, но и постоять за себя умеет…

– Ага, умеет он,– ворчливо отозвалось «папино сокровище»,– ничего ты не можешь. Понасобирал к себе в герцогство всякое отребье – взгляд бросить некуда, а как я роман попыталась крутануть с Альфонсикусом, так ты всех собак своих клыкастых на него спустил. Эх, жаль его, красивый был, зараза.

Герцог замахал своими костистыми дланями.

– Мы тебе лучше найдем, сокровище мое. Зачем тебе этот вертлявый недоносок? Только и умел, что пыль в глаза пускать. К тому же – грешник. Нам с грешниками нельзя того–самого. Слава Тьме, твой папочка вовремя узнал про ваши шуры–муры.