Шрифт:
Напиши мне об этом, брат! Крепко обнимаю тебя и целую. Натан».
Поляков положил письмо на стол и задумался.
— А что? — сказал минутой спустя. — Ее сиятельство баронесса Засс — неплохо звучит. Да еще кавалерственная дама…
Он взял со стола колокольчик и позвонил.
— Позови госпожу! — велел заглянувшему в кабинет лакею.
Тот поклонился и убежал. Спустя пару минут в кабинет величаво вплыла супруга.
— У меня для тебя отличная новость, Цита! — сказал Поляков. — Ты сядь, а то упадешь.
Он подождал, пока жена устроится на диване.
— Наша дочь Лиза отныне наследная дворянка и кавалер ордена Святой Софии. Третьего дня она получила жалованную грамоту из рук ее императорского высочества, цесаревны Ольги Александровны. Представляешь, Лиза спасла саму императрицу!
— ОЙ, вей! — прижала руки к груди супруга.
— Она помогала ее оперировать после покушения. Это не все, — довольно улыбнулся Поляков. — Думаю, что она станет баронессой. Натан пишет, что за ней ухаживает один врач, приличный молодой человек. Из бедных евреев, но сумел стать статским советником и бароном. Ему даже имение в Могилевской губернии пожаловали. Что скажешь, Цита?
— Из евреев — это хорошо, — кивнула жена. — Мне этот Довнар-Подляский никогда не нравился. Слишком гордый. А этот будет счастлив получить нашу девочку.
— Воти я так думаю, — согласился Поляков. — Наша Лиза станет ее сиятельством. Многие кривились, узнав, что я отправил дочку учиться медицине. Теперь будут локти грызть!
И он довольно засмеялся.
Глава 16
К железнодорожному узлу Ломжа «парасоль» Бартоша [41] подлетел с запада. Для этого поручику и его летному наблюдателю Котову (для друзей просто Котыч), пришлось встать затемно, взлетать в темноте и преодолевать линию фронта, выведя мотор на самые низкие обороты, чтобы не тарахтел сильно. За разведывательными аэропланами германцы охотились яростно. Можно, конечно, взять эскорт из истребителей, и те разгонят «альбатросов», но тогда разведки не получится. Пока будут лететь к Ломже, германцы уберут поезда в тупики и прекратят разгрузку. А приказ у Бартоша недвусмысленный: узнать, что германцы доставляют на ближайший к фронту железнодорожный узел.
41
Бартош Георгий Аполлинарьевич, летчик Первой Мировой и Гражданской войн, реальное историческое лицо. Награжден четырьмя орденами, включая Святого Георгия 4-й степени.
Хитрость удалась. На одинокий самолет, летящий с запада, германцы не обратили внимания. Еще издали Бартош увидел в лучах рассветного солнца стоявший под разгрузкой эшелон.
— Котыч! — крикнул в переговорную трубу. — Готовь аппарат! Снижаюсь.
Он обернулся и увидел, как прапорщик, встав с сиденья, возится с фотоаппаратом, вывешенным на ажурной конструкции за борт. Дорогущая техника, из Франции привезли.
Снимки делает не на пластины, а на целлулоидную пленку, смотанную в рулон. Сделав кадр, Котыч крутит ручку, перетаскивая ее для нового, поэтому снимков удается сделать больше, и они получаются отменного качества. Не то, что ранее, когда аппараты для воздушной разведки собирали у любителей фотографического дела по всей стране [42] . Были те громоздкими, и снимки делали на стеклянные пластины, которые непросто заменить в воздухе. Теперь дело другое.
42
Факт из реальной истории Первой Мировой войны.
Над станцией Бартош прошел на высоте сотни метров и на самой низкой скорости. Опасно, конечно, даже из винтовки достанут, но зато снимки получатся четкие — мышь рассмотришь. К тому же германцы их не ждали. Работавшие на разгрузке солдаты, услышав тарахтенье «рона» [43] , поначалу задрали головы к небу и только затем, разглядев опознавательные знаки на крыльях, стали разбегаться, как тараканы. Стрельба из пулеметов и воздухобойных орудий началась, когда «парасоль» уже миновал станцию.
43
Ротативный мотор, который ставили на аэропланы «моран-солнье», в просторечии — «парасоль».
Бартош прибавил оборотов и полез вверх. От радости он даже запел. Получилось! Хитрость сработала.
Радовался он рано. Неподалеку от линии фронта их перехватили германские «альбатросы» — наверное, навели по радио. Немецких аэропланов оказалось сразу шесть, и быть бы Бартошу на земле, если 6 германцы в яростном желании сбить врага не мешали друг другу.
Атаковали бестолково, с разных углов, давая возможность русскому летчику уклониться.
Пилотом Бартош был лучшим в отряде, поэтому вертелся умело, а потом снизился до бреющего и, выписывая «змейку», потянул к своим. За спиной рокотал «гочкис» Котыча — летнаб отгонял стервятников. Те, однако, не обращая внимания на огонь, лезли и лезли, и, конечно, стреляли. Бартош ощутил, как «парасоль» стал хуже управляться и зарыскал по курсу. Попали… «Сесть на вынужденную?» — мелькнула мысль, но поручик отогнал ее.
Расстреляют на земле и, что хуже, повредят фотографический аппарат. Они не выполнят приказ…
К счастью, напор немцев внезапно ослаб.
— Наши! — крикнул в переговорную трубу Котыч.
Бартош поднял «парасоль» выше, и только потом завертел головой. Ага! Увлекшись атаками, германцы прозевали появление русских аэропланов. Теперь стремительные [44] одноместные «парасоли» клевали «альбатросов» и, похоже, с успехом. Один, таща за собой дымный след, снижался к земле. Пилот попытался посадить поврежденный аппарат, но не сумел — грохнулся, разбросав по сторонам обломки.
44
Максимальная скорость «парасоля» — 125 км/час, но тогда это казалось стремительным.
— Так вам! — закричал Котыч…
Приземлились они нормально. «Парасоль» прокатился с сотню метров по траве аэродрома и остановился. Бартош, выключил мотор, отстегнул привязной ремень и встал в кабине.
— Георгий! — окликнул его Котыч и указал в сторону хвоста. — Глянь!
Бартош посмотрел и ощутил, как под мундиром похолодело. От хвостового оперения остались ошметки. Киль, рули высоты — все в лохмотья. То-то, аппарат плохо управлялся.
— Как собаки драли, — прокомментировал Котыч. — Я тебе в воздухе не говорил, чтоб не пугать. Чудом доползли.