Умиротворенный и торжествующий от победы над воображаемыми драконами в его «котио», Джона испустил победное мяуканье. Он трижды повернулся вокруг себя, окопался между моими ногами и начал взбивать пододеяльник. Убедившись, что я достаточно надежно придавлена к кровати, кот свесил свой нелепо длинный хвост с моих колен. Я опустила руку и потерла его бархатный носик указательным пальцем. Мурлыча, как трактор, он начал тереться зубами об остальные пальцы, до которых мог достать.

Джона бросил на меня сапфировый взгляд из-под своей темно-шоколадной маски. С благодарностью фыркнул и зевнул. Я неподвижно лежала, ожидая, пока он задремлет. Когда мурлыканье превратилось в тихий грохот, я решила, что можно попытаться забрать руку. Я попробовала сдвинуть ее на сантиметр, но лапа собственника тут же обвилась вокруг моего запястья. Джона выпустил когти и надавил на кожу моей руки так, чтобы не проколоть ее, – таким образом он напоминал мне, что мой статус на несколько пунктов ниже его. Ничто так не льстит самолюбию человека, чем когда кот впускает его в свою жизнь, даже если тебе в ней отводится чуть более высокое положение, чем просто ходячей подушке.

С Филиппом под боком и Джоной, втиснувшимся между моими ногами, я чувствовала себя начинкой в сандвиче из альфа-самцов. Как бы я ни любила Джону, надо признать, что он был самым требовательным котом в мире. Кот-липучка, он впивался в мои колени, руки, шею и никогда не выпускал меня из виду. Он ревел как вол, когда события развивались не так, как нужно ему, то есть, кажется, почти все время.

Когда они устроились и начали погружаться в свои параллельные миры грез, я начала, сантиметр за сантиметром, отнимать свою руку. Придавленная всем весом Джоны к матрасу, я, тем не менее, смогла включить лампу на тумбочке. Мое тело непроизвольно испустило стон, часть той симфонии шумов, которое оно в те дни производило само по себе.

Всматриваясь в темноту, я задумалась о том, что происходит в голове у моего мужа. Казалось, от яркой страсти первых лет наших отношений он перешел к умиротворению среднего возраста без всякого сопротивления. А если это не так, то с такими актерскими способностями ему впору претендовать на «Оскар».

Я считала, что французские поцелуи неизбежно переходят в простое пожелание спокойной ночи перед сном. Любовь состоит из многих слоев. Секс может вызывать восторг, даже зависимость, но чтобы снова и снова хотеть только одного человека, требуется немало воображения.

В фильмах много внимания уделяется первым поцелуям и жарким объятиям в постели, за которыми следует (часа через полтора) отчаянная поездка в аэропорт, когда ему кажется, что она его бросает. Складывается впечатление, что Голливуд не сильно заинтересован в показе повседневной жизни и чудесной способности сохранить любовь, несмотря на все реинкарнации, которые двое проходят в течение совместной жизни.

Его дыхание становилось глубоким и равномерным.

– Чего бы тебе хотелось? – спросила я.

– Что-о-о? – спросил он, натягивая простыню на плечи и укутываясь, как гусеничка. – Неплохо было бы поспать ночью.

– Нет, я хочу сказать, – я прикоснулась к его плечу, – если бы тебе осталось прожить всего несколько дней, как бы ты предпочел их провести? Есть что-то такое, о чем ты всю жизнь мечтал, или место, куда бы тебе хотелось поехать?

В комнате воцарилась тишина. Он или уснул, или задумался.

– Антарктида, – сказал он после долгой паузы.

Ему была известная моя теория об Антарктиде. Некоторые места на Земле настолько заповедные, что людям лучше оставить их в покое. Кроме того, я не выношу холода.

– И?..

– Пикник у моря, и, может быть, небольшую лодку, в которой можно было бы поплавать.

Он всегда заводил речь о домике на пляже, но мне казалось, что на свете нет ничего хуже. Мыть две кухонные раковины, заправлять в два раза больше кроватей, убирать песок из дома – мне это напоминало рабство. Что касается лодок, то титул Блюющая Королева мне достался не просто так.

Джона повернулся и начал вылизывать себя, издавая чавкающие звуки. К горлу подкатил ком. Не то чтобы моя жизнь почти закончилась, но, возможно, я выбрала не ту жизнь. Может быть, мое беспокойство ничего общего не имеет со второй молодостью, но дает мне понять, что я зря трачу свои дни на приготовление обедов и уборку лотка кота-тирана. Может быть, моя душа – если, конечно, она у меня есть – подсказывает мне, что я не принадлежу полуразвалившемуся дому в глухом конце улицы центрального Мельбурна, что мой настоящий дом находится где-то в более гламурном месте?

Сначала этот голос в моей голове звучал просто как отдаленный шум, но чем дальше, тем громче и отчетливее становилось его послание:

Время бежит. Собери весь свой энтузиазм.

Я погрузилась в вихрь тревожных снов. С того момента, как я позволила себе мысли об энтузиазме, казалось, он начал врываться в мою жизнь с силой циклона. Сама я никогда не попадала в супершторм, но видела, как один из них, под названием «Сэнди» [2] , охватил Манхэттен несколько месяцев назад. Меня глубоко потряс вид волн, поглощающих город, как показывали в теленовостях. В то время я даже не представляла, что сила урагана далеко не иссякла. Вскоре мне придется столкнуться с ураганом эмоций в своей жизни. Мне не нужно было беспокоиться о недостатке приключений. В приюте для животных, в другой части света, целый ком энтузиазма сидел в клетке, облизывая пушистые черные лапы… и взывая ко мне сквозь пространство и время.

На следующее утро я проснулась с идеальным планом, на основе которого можно было строить всю программу действий. Если правда то, что я проживаю не ту жизнь и не в том городе, я изменю это, по крайней мере ненадолго. А куда лучше всего поехать? Конечно, в Нью-Йорк.

В конце концов, у меня с Нью-Йорком не выяснены отношения. Хотя мне никогда не приходилось жить в каньоне городских небоскребов, я восхитительно провела там время несколькими годами ранее, отмечая выход в свет своей первой книги, «Клео». Вечеринки здесь были такими же роскошными, как мне представлялось в мечтах, а люди – доброжелательными и интересными.