— Назвали «квакером», потому как одет он скромно.

— Вполне хорошее имя, Гримбл, — сказал Стивен. — А как вы зовёте вон того? — Он кивнул в сторону в сторону огромного буревестника.

— Некоторые зовут костолом, некоторые — приятель альбатроса, а чаще называют гусем матушки Кэри. Гусь, сэр, не цыплёнок. Цыплят можно десяток в карман засунуть. — Собеседник помолчал и заговорил потише. — Осмелюсь спросить, сэр, как там наш Артур?

Артура Гримбла, одного из больных с сифилитической гуммой, Стивен и Макмиллан оперировали, чтобы облегчить давление на мозг.

— Ближайшие несколько дней покажут, — ответил Стивен. — Сейчас он не страдает от боли и может поправиться. Но пусть его друзья не слишком надеются — это было последнее средство. И если он нас покинет, то без мучений.

— Нет, — говорил капитан Обри штурману в нескольких шагах от них. — Боюсь, это невозможно.

Он жадно смотрел на куски льда, эту чистую свежую воду, плавающую неподалёку, местами в полумиле от острова.

— Не в этих волнах, сэр, — ответил Уоррен. — Но если ненадолго лечь в дрейф, волнение, пожалуй, будет умеренным. Прибой возле острова после обеда стал меньше на добрую треть.

Джек кивнул. Он смотрел на бегущие волны — высокие гребни больше не срывались, вода не летела в лицо.

— Мистер Беннет, — сказал он, — поднимитесь с подзорной трубой на топ мачты и скажите, что увидите. Не торопитесь, и доложите мне внизу. Доктор, не желаете присоединиться ко мне на кофе?

Они допивали уже по второй чашке, когда в дверь постучал Беннет.

— Прошу прощения за растрёпанный вид, сэр, — сказал он. — Я закрепил свою шляпу куском марлиня, но её сразу же сорвало — белый марлинь, кстати. Сначала я осмотрелся за кормой, и внимательно, но ничего не увидел до одного румба по правому крамболу — там гора льда, почти такого же размера, как эта, примерно в четырёх лигах от нас. Я подумал, дальше есть какие-то маленькие островки — судя по белой воде, но не мог быть ни в чём уверен, пока не обернулся почти на четверть к югу. Там, от траверза до раковины, их четыре, примерно на одном расстоянии, в трёх лигах.

— Спасибо, Беннет, — поблагодарил Джек. — Выпейте чашку кофе, чтобы согреться.

Когда он ушел, Джек посетовал:

— Увы, но так не пойдет. Надеялся еще на несколько дней прекрасного хода. Но так не пойдет. Хотя мы все еще слишком далеко к весту, придется убираться отсюда. Зачем я только заговорил о штиле — ветер устойчиво слабеет с тех пор, как я произнес эти слова.

— Возможно, твой противящийся разум уже воспринял приметы штиля, но отказывался их признавать. Как часто я уверял себя «Ха, уже полгода не простывал», только чтобы проснуться на следующий день с насморком и неспособным связно говорить.

— Клянусь, Стивен, ты — неиссякаемый источник радости и воодушевления. Истинный Иовов душитель, если такой вообще был [22] . Поскольку кофейник ты осушил, я поднимусь на палубу и сменю курс. По крайней мере, можно будет убрать риф-другой.

Через несколько минут Стивен услышал дудки и топот ног, крики «Укладывай, укладывай». Фрегат накренился, ветер дул с одного румба по раковине, неся корабль на норд-ост.

Немногие подвижные объекты в каюте накренились вправо. Стивен, вцепившись в подлокотники кресла, проворчал: «Он может говорить что угодно, но я убежден: корабль движется быстрее, чем когда-либо, вода прямо-таки ревет вдоль бортов».

На следующий день крен все же стал меньше, несмотря на славный набор парусов — даже установили брам-стеньги в надежде поднять еще больше. Крен уменьшался постепенно, на один пояс обшивки за другим. Ко тому дню, когда похоронили молодого Гримбла, крен едва ли был заметен вообще.

И все равно, ради своих находок с Тристана, Стивен продолжал спать внизу. В первый четверг после встречи со льдом он зашел в кают-компанию позавтракать.

— Доброе утро, джентльмены, — поздоровался он, занимая свое место. — Мистер Эллиот, не передадите ли мне кофейник? — Бросив взгляд на стол, он добавил: — Вижу, мы снова собираемся предстать во всем великолепии.

Его взгляд зацепился (и не мог не зацепиться) за бизань-мачту. На «Диане», как и почти на любом фрегате, она установлена на нижней палубе, по центру кают-компании. Стол соорудили вокруг нее. Но на «Диане» (уникальный случай на памяти Стивена) какая-то любящая французская рука обшила мачту бронзой от сверкающей поверхности стола до бимсов, а потом украсила бронзу первоклассным сусальным золотом. Обычно все это великолепие укрывали специальным чехлом, чтобы защитить от стюарда — очень глупого, упрямого и совершенно глухого старика, полировавшего все металлическое проволочной щеткой. Сияла она только по воскресеньям или на особенно важных пирах.

— Да, — ответил казначей. — Позавчера зарезали последнюю свинью и пригласили капитана на обед.

Стивен собирался было напомнить, что утром капитан провел похоронную службу. Но потом, поразмыслив о флотском отношении к смерти (в бою смертельно раненых обычно сбрасывали за борт), не стал. Вместо этого он заметил, что ход корабля стал чарующе плавным:

— Почти нет этих диких рывков, которые сопровождали нас много-много дней. И, если не ошибаюсь, почти никакого крена. Чашку можно поставить без особого беспокойства.