Шрифт:
— Зачем, нам такую? Ты встретишь лучше!
— А, если мне не надо — лучше? Если я хочу только такую?
Мать вздохнула и прижала голову сына к своей груди.
— Всё пройдёт, сынок. Пройдёт и это.
Андрей вывел Таню из зала, поднял на руки, закружил.
— Андрюша, пора детей кормить. Я чувствую — молоко прилило, даже больно.
— Конечно, — став сразу серьезным, мужчина решительно зашагал в сторону детской.
— Я умею ходить, — весело напомнила ему жена.
— Отдыхай, пока есть возможность, — целуя ее в волосы, бормотнул Андрей. — У меня большие планы на эту ночь и, если к утру ноги тебе не откажут, я буду в себе разочарован.
Два зверя — серебристо-серая волчица и тёмно-серый волколак, бегали по заснеженному лесу бок о бок.
Серая, припадая на передние лапы, звала Лобо, а, когда он подходил, тыкалась носом ему в бок или шею и бежала дальше.
Относительно лёгкая, она проскальзывала мимо деревьев и кустов, летела над сугробами. Тяжелый Лобо, ледоколом, несся сквозь ветки, оставляя позади протоптанную дорожку, догонял, лизал самке уши, морду, вилял хвостом и, в свою очередь, припадал на передние ноги.
В какой-то момент, самка замерла, позволила себя догнать и встала, приглашая и поощряя.
Рык волколака и волчицы, оповестил лесных обитателей, что они отныне — пара, и каждый из них с гордостью несет метку своего истинного.
Но ночь на этом не закончилась.
Пока клан и гости продолжали праздновать свадьбу, Андрей внес жену в их спальню, бережно поставил на ковер.
Опустился на колени, провёл рукой по ноге, нащупывая верх чулка. Медленно, не сводя глаз с лица жены, скатал чулок вниз и снял, поцеловав каждый пальчик.
Татьяна судорожно вдохнула, настолько острой и чувственной была эта ласка.
Та же участь постигла и второй чулок, и пальчики другой ноги.
Затем, мужчина встал, прошёлся поцелуями по её плечам, шее, высвободил тяжелую грудь и накрыл вершинку.
Таня стиснула зубы.
Дети сосали эту грудь по нескольку раз в день и без всяких эротических ощущений у нее. Но стоило ее мужчине обхватить губами сосок, как огненная лава заполнила ее жилы, пронеслась по телу и замерла, пульсируя, внизу живота.
— Сладкое! — пробормотал Андрей, втягивая и посасывая. — Надеюсь, на меня снотворный эффект твоего молока не подействует?
— Не хулигань, — легонько ударила его по плечу Таня. — Оставь еду детям, если голоден, то мы можем спуститься на кухню и проверить холодильник.
— Я — голоден! — немедленно отозвался мужчина. — Так голоден, что не передать, но холодильник меня не спасёт.4df54
От горячего взгляда мужа Татьяна почувствовала, что начинает плавиться. Потянулась к нему, обняла за шею, приникла к губам со вкусом молока, растворилась в ощущениях.
Муж ласкал её плечи, грудь, полностью обнажив верх.
— Так нечестно, — прошептала Таня в перерыве между жадными поцелуями. — Я хочу чувствовать тебя, а не твой костюм.
Чертыхнувшись, обрывая пуговицы и раздирая швы, Андрей принялся срывать одежду одной рукой, второй не выпуская Таню ни на секунду.
Тихо рассмеявшись, она стала помогать ему.
Её собственное платье, волшебным образом, куда-то делось, и Таня очутилась на кровати в одних трусиках.
Сильное, гибкое тело нависло сверху, и волчица почувствовала дрожь, пронизавшую ее тело вслед за обжигающим взглядом мужа.
— Какая же ты красивая! — выдохнул Андрей. — Я хочу целовать тебя. Всю. Везде!
И подкрепил свои слова делом.
Прошелся по ушку, спустился по скуле к губам, обвёл их контур пальцем. Втянул нижнюю, потом — верхнюю и перешел к шее.
Нежно, чувственно, невесомо — от его губ она загоралась больше и больше.
Андрей не спешил. Уделил внимание груди, расцеловал животик, медленно стянул трусики, плавно развёл ее бедра и устроился между ними.
— Какая же ты красивая! — повторил он, любуясь женой. — Красивая, вкусная, нежная!
Сжав руками простынь, Татьяна выгибалась от откровенных ласк, таяла и взлетала всё выше и выше, и в один момент сорвалась оглушительным удовольствием.
— Андрей! А-ах!
А он не прекращал ласкать, гладить и использовать язык и губы так, что у неё перед глазами мерцали звёздочки.
Когда её тело перестало вздрагивать от наслаждения, муж погладил ее ноги, поднял их, согнув в коленях, и развёл в стороны. Затем, приподнялся на руках, и, глядя ей в глаза, прошептал:
— Счастье моё!