Шэрра знала, что любовь не могла обладать такой силой. Знала, что сколько б Каена ни мечтала о его поцелуях, он всё равно не вёл бы себя, как хозяин. Выше короля. Выше королевы. Выше всего этого грязного мира.

Он не переступал порог дворца, как льстивый любовник. Не перешагивал через порог, будто бы мечтающий оказаться в её постели, зависимый от милости и жажды любви Каены. Не вышагивал, словно царствующий над женщиной в силу мелких манипуляций, порока и бессмысленных ласк.

Не ступал, будто бы всемогущий маг, который одним ударом мог бы смести королеву.

Он не был победителем. Не был хозяином.

Он так устал, и сил оставалось слишком мало, чтобы драться чарами. В его глазах не горела любовь к ней, как к женщине — скорее как к несмышлёному ребёнку.

Он не боялся её. Он не был её благодетелем; он был единственным пристанищем, не желавшем, впрочем, принимать королеву, залитую кровью. Он был тем самым её миром, который она пыталась затопить кровью, но так и не смогла. Он шёл к ней, будто бы проносил сквозь коридоры дворца молчаливую, бессмертную мораль о том, кто имеет право распоряжаться жизнями. Он не был слугой, он был, казалось, Златым Лесом — всепрощающим родителем, вернувшимся за своим заблудшим ребёнком.

Последний из Вечных.

Шэрра поняла. Только в этот миг, когда перед ним открылись двери во дворец, когда из темноты послышалось тихое приветственное рычание, а эльфы склонились в издевательском полупоклоне, казалось, она осознала, кем именно он был. Чьё имя воскресила Каена.

Последний Вечный Златого Леса. Последний. Других у этих полумёртвых деревьев уже не будет.

Теперь она знала — теперь она чётко сознавала причины каждого из его действий. Вечные не предают. Он не солгал ей. Он сказал чистую правду.

Теперь она сама пойдёт до конца. Даже если ради этого потребуется умереть. Теперь она знает.

Вечные не предают.

— Не положено! — рявкнул страж, стоявший у двери, вытянувшийся, сжимающий в руках своё жалкое оружие. Второй промолчал — он, возвышающийся у второй створки, как для эльфа, был слишком крупен, и просто угрожающе взвесил в руке копьё, которым планировал, если понадобится, нанести удар. Ни в одном из них не было ни капельки верности, они не собирались стоять насмерть ради благодати Каены Первой, но всё же — стояли тут. Потому что, вероятно, выбора у них как такового и не было.

Роларэн не проронил ни слова. Стоило только копьям скреститься у него перед глазами — лишь вскинул руку, и двери раскрылись сами по себе.

Силовой волной швырнуло на пол тронного зала эльфов. Остроухие — теперь Шэрра могла оценить всё презрение, пылавшее в словах людей по отношению к смертным — пусть они об этом и не ведали, — представителям эльфийского рода. Остроухие — не эльфы, а жалкая пародия на них, то, что надо вытравить, будто бы паразита, выжечь.

Выжечь.

Она чувствовала, как Роларэн уверенно сжимал её запястье, как чеканно звучал его шаг. Она чувствовала его уверенность и его потустороннюю и в тот же момент такую невообразимо близкую боль.

Королева, застывшая в объятиях очередной своей жертвы — алтарь ли, или, может быть, тронный зал — разве это имело значение, где она из ритуальной чаши сделает глоток его силы и крови, где до дна изопьёт очередного несчастного.

Роларэн вновь вскинул руку — и мужчина, захрипев, сполз к ногам королевы. Тело его рассыпалось хлопьями пепла — и только ветер развеял их по воздуху.

— Каена, — равнодушно промолвил Роларэн. — Я ожидал от тебя большего. Они смертны. Их кровь гнила на вкус. Неужели ты не смогла отыскать ничего другого?

— Ты не кажешься мне сломленным, — она ступила на шаг ближе к ним. — но ты привёл девчонку. Принимать ли это, как признак твоего подчинения моей власти, Роларэн?

— Как признак признания равенства, Каена.

Он отпустил руку Шэрры — она чувствовала, как странное тепло отхлынуло от неё к мужчине, и быстро склонил голову в странном, совершенно не преисполненным почтения поклоне. Он не должен был вести себя так с самой королевой, и Каена об этом отлично знала, но не проронила ни единого слова против.

Может быть, она не могла найти в себе силы возразить.

Вечный казался просто кошмарным. На его фоне все остальные — Шэрра знала, что эльфов было много, но поразилась, увидев слуг, набившихся в тронный зал, явившихся на шум, — казались сломанными тонконогими куклами.

У Вечных была сильная кровь. Красивые, статные мужчины, привлекавшие даже человеческих женщин, разве что — слишком острые, угловатые, с тонкими длинными пальцами, способными творить иллюзию, сражающиеся до самого мига собственного падения.